— А что насчет кошек? Тебе нравятся кошки? — Пальцы, зарывшиеся в мои волосы, массируют кожу головы, как будто мы не занимаемся сухим сексом.
— Да. — В доме детства в Техасе был строгий режим содержания только для кошек, учитывая сильную аллергию обеих моих сестер на собак.
Я в нескольких секундах от того, чтобы попросить ее перейти к делу, когда она шепчет мне на ухо:
— Это хорошо. Кошки — это здорово. У меня есть одна.
— Это круто.
—
Разве это странно, что девушка только что сделала мне предложение с помощью своей кошки? Несомненно. Но мой ответ — громкое, без колебаний:
— Да, черт возьми.
Через пять минут у меня есть подтверждение, что она не пьяна и определенно понимает, и хочет того, что сейчас произойдет. Мне приходится на мгновение отлучиться от нее, чтобы взять свои ключи. Уходит вечность на то, чтобы отбиваться от нетерпеливых завсегдатаев вечеринок, которые хотят поговорить о том, каким обломом была для меня игра. К тому времени, как я выхожу обратно на улицу, она ждет возле моего пикапа, как я и проинструктировал перед тем, как зайти внутрь.
Мы не разговариваем в течение всей десятиминутной поездки на машине, но я наблюдаю, как она ерзает на своем сиденье, дрыгая ногами в предвкушении. Пьянящий аромат желания витает в воздухе, и когда я ловлю на себе ее вожделеющий взгляд, я прикусываю губу.
Я переключаю передачу на парковку еще до того, как машина останавливается, и выпрыгиваю, быстро следуя за ней, пока она ведет нас по лабиринту, который является ее жилым комплексом, таща меня за собой. Только когда мы переступаем порог ее дома, я понимаю, что мне еще предстоит спросить ее имя.
И у меня не было возможности спросить, прежде чем она дала мне инструкции и представила меня своей кошке.
— Давай проясним кое-какое дерьмо, чтобы мы могли поторопиться и потрахаться, окей? Во-первых, я живу одна. Не беспокойся ни о каких помехах и не стесняйся говорить так громко, как тебе хочется. Второе, это Рэйвен. — Она указывает на черную полосатую кошку, которая вышла поприветствовать нас у двери. Я наклоняюсь, чтобы погладить великолепную кошку, когда девушка, в квартире которой я нахожусь, командует: — Третье, тебе нужно раздеться. Сейчас же.
3 НАДЕЖДЫ (И ДЖЕННЕР)
Дженнер:
В доме разгуливает случайный придурок-пес
Ковер в беспорядке
Помогите мне найти владельца
Родни:
это питбуль? я видел его с прекрасной Чернокожей девушкой ранее
когда я говорю вам, ребята, эта девушка — КРАСОТКА…
чуть не бросил Мэг ради нее
Дженнер:
И?? Меня не волнует, насколько она сексуальна
Помоги мне найти ее, ты, бесполезный блядун за полпенни
Куинн:
Держите собаку подальше от моей комнаты, пожалуйста
У Микки аллергия, и я не хочу, чтобы он чихал всю ночь
Родни:
вам двоим лучше не шуметь
или я скажу вашей бабушке, что вам нравится целоваться с мальчиками
Куинн:
не ненавидь игрока, ненавидь игру вв xoxo[8]
Дженнер:
Ребята, вы нашли владельца? Я не собираюсь заботиться о нем всю ночь
Дженнер:
Его имя Тинкл, и он теперь мой сын
Глава 3. Съешьте торт
Я люблю мужчин, которые следуют инструкциям по команде.
Парень-курильщик без колебаний раздевается, когда я ему приказываю, подчиняясь с мальчишеским энтузиазмом, небрежно отбрасывая свою одежду в сторону. Все это время я молча восхищаюсь его ухоженным телосложением, наклоняя голову в тихом веселье.
Но именно тогда, когда он остается в моем поле зрения, я не могу не реагировать. Он улыбается беззаботно и самоуверенно, когда я издаю слабый свист.
Его тело — это произведение искусства, выточенное до совершенства, исследование точных геометрических пропорций. Он подтянут, его бицепсы выпирают, кожа туго натянута на мышцах. Напрягая для меня мышцы живота, он нахально ухмыляется, пока я разглядываю выступающие выпуклости его пресса и контур косых мышц.
Я неохотно отрываю взгляд от его торса, чтобы спуститься ниже. Я скольжу взглядом по его массивным бедрам, задерживаясь на уродливом шраме над его левым коленом, прежде чем вернуться к главному объекту моей привязанности. Я прикусываю губу, чтобы не застонать, когда добираюсь до места соединения его ног. Мой взгляд прикован к его члену, колесики в моем сознании вращаются в равных долях беспокойства и надежды.
Одно можно сказать наверняка. К тому времени, как он войдет в меня и уйдет, чтобы меня больше никогда не увидеть, я буду хромать, моя спина будет неровной, мои внутренности перестроятся. Будет ли это от удовольствия или боли, будет полностью зависеть от того, насколько он искусен в искусстве траха.
Даже Рэйвен, зрачки которой расширились, уши навострились, не может не пялиться на него.