Полуночные тени

— Двух дам, — спокойно ответил Ульфар. — А про твоего, если что, скажу, приблудился. Или, если боишься такой след оставлять, бери и его с собой. Налегке, пожалуй, выдержит… хотя я бы не советовал.

Вильгельма отрезала еще кусок мяса, потянулась к вину. Ульфар, опередив, наполнил бокал. Помедлив мгновение, налил и себе.

— Куда ты теперь? К Орзельму?

Принцесса замялась.

— Не хочешь, не говори, — пожал плечами Ульфар. — Если тебе теперь в каждом будет предатель мерещиться…

— Я…

— Но, извини, не обижайся, если я не смогу быстро тебе сообщить о переменах.

— О чем?..

— Видишь ли, Вильгельма, — барон разлил еще вина, расчетливо выдерживая паузу, — у меня остался один не разыгранный козырь. Очень может быть… да, очень… что нам все-таки потребуется новый король. Видишь, я тебе доверяю. Но если ты не желаешь, чтобы твои друзья могли тебя найти… что ж, дело твое.

Думай, принцесса. Жизнь или корона? — один раз ты уже поставила все на кон, тебе ли трусить, когда боги дают еще один шанс? Кем ты будешь у Орзельма — приживалкой у ступеней чужого трона? Да и не сказано, что вчерашний союзник завтра не выдаст тебя победителю. Тебя поддерживал, пока надеялся на снижение пошлин, но теперь — захочет ли терять ту малость, что имеет при Гаутзельме? В конце концов, он обоим вам дядя.

— К Орзельму, да, — выдохнула принцесса. — Я знаю, Ульфар, ты мне друг… быть может, единственный друг. Я буду молить всех богов за тебя и твой козырь. И если… тогда — проси, чего хочешь!

— Кроме короны, — улыбнулся барон. — Твою любовь, госпожа моя. Ну и, быть может, еще кое-что…

— Мою любовь ты можешь получить хоть сейчас. Она твоя, ты ведь знаешь. — Вильгельма встала, потянулась соблазнительно, бросила взгляд на двери спальни. — Только сначала отдай распоряжение насчет коней и припасов в дорогу.

— Конечно, госпожа моя.

Лишь за дверью Ульфар позволил себе улыбнуться. Пусть любовь синеглазой принцессы так же лжива, как его собственная, — трезвый расчет куда вернее чувств. Все складывается замечательно. Просто превосходно.

* * *

Взгляд Аскола обежал строй, чуть задержавшись на Игмарте. Парень выглядел безупречно. Вот только…

Тоска в глазах никуда не делась.

— Ты как, Марти?

— Хорошо.

И голос — никакущий. Нет, непорядок с парнем… чего-то Гиннар недоделал, недотянул.

— Может, отдохнешь день?

— Как скажете, капитан.

Тьфу, бесы тебя язви! Со всеми твоими врагами и всеми магами заодно! Или ты страдать вздумал, задним-то умом? В виноватого играть?

— Ступай в казарму. Освобожусь, поговорим.

— Слушаюсь, капитан.

И пошел-то, как на параде. Образцово-показательный манекен. Чучело. Ну, ты ж меня только дождись!..

С утра капитану личного королевского отряда не так просто освободиться. Караулы развести — полдела, и приказ на день получить — невелика морока, его величество только с интриганами придворными в задумчивость играет; но есть же еще повара, прачки, конюхи и прочая обслуга! Интендант, три сотни бесов ему в печенку!! Казначей!!! Щенки сопливые мечтают до капитана дослужиться, думают — слава, королевское благоволение, бои, победы и прочая тому подобная дребедень. Как же! А счета проверять не хотите ли? Ругаться о недостаче, выбивать задержанное жалованье, первым успевать на конские и оружейные ярмарки, да еще, будто всего этого мало, вправлять мозги остолопам вроде Марти? Иногда Аскол очень хотел перенестись каким-нибудь чудом лет на пятнадцать назад. Заснуть, скажем, и проснуться молодым, глупым, беззаботным и, главное, снова в рядовых… счастье!

Но подобного счастья капитану королевских псов не светило, а потому ближе к полудню он шел в казарму, намереваясь вытрясти из Марти дурь. Порчу маг снял, за все безобразия, что парень себе позволял, винить следует не его, а чары; так чего ж теперь-то страдать? Плюнул, забыл и пошел служить! Нет, он повиноватиться решил, бестолочь! "Слушаюсь, капитан", "Как скажете, капитан"… ну так я ж тебе скажу! Много чего скажу…

Марти сидел на кровати, уставясь не то в стену, не то вовсе в никуда. Такой взгляд, отсутствующий и напряженный сразу, капитану случалось видеть у своих людей перед штурмами, дуэлями, опасными вылазками, — но не вот так, ни с того ни с сего. Что-то тут нечисто, подумал Аскол. Но выказывать мысли не стал. Пинком придвинул табурет, сел напротив, велел:

— Рассказывай.

— Что рассказывать? — тускло спросил Марти. — Я же все рассказал уже… когда Гиннар ушел…

Аскол поморщился.

— Гиннар сказал, порчу с тебя снял. А ты снова сам не свой. Что, соврал чароплет?

Игмарт неопределенно повел плечом: не мне, мол, судить. А капитан подумал снова: нечисто дело. Парень-то глаз не поднимает. Что-то знает он, знает, да сказать не хочет!

— Вот что, Марти. Я тебя, засранца, больше десятка лет знаю, и невинной рожей ты от меня не отделаешься. Или ты сейчас же расскажешь, что с тобой еще, кроме той порчи, творится, или…

— Или, — чужим равнодушным голосом подхватил Игмарт, — останусь жив.