То, как он это сказал, охладило меня, потому что это была не злость, не высокомерие, а… печаль. И понимание.
Повисла тишина, пока я не сказал:
— Ева хочет меня видеть.
— Постоянно.
— Думаю, я готов.
А готов ли я? Я не знал, но жаждал увидеть ее, сказать ей, как мне жаль.
Оливер пожал плечами.
— Это чьи-то похороны, если не твои.
Он быстро вышел за дверь прежде, чем я смог что-нибудь ответить, не то чтобы я мог придумать хорошую реплику, и я схватился за гитару для успокоения. Мои пальцы вернулись к извлечению мелодии и гармонии, но я не думал об этом, и она не приносила спокойствие.
Я боялся, я не был готов, и страх был непреклонен, горячий всплеск сделал мое горло сухим и, что ужасно, заставил клыки болеть. Я не знаю, готов ли увидеть ее. Не знаю, остановит ли меня Оливер, если я нападу на нее.
Но когда Ева вошла в дверь, страх ускользнул, оставив облегчение. Она была в порядке, верный себе гот, и то, что я чувствовал, не было голодом, кроме голода, который ощущаешь в присутствии любимого человека.
Блеск в ее глазах и ее яркая улыбка были единственным, что имело значение.
У меня было время отложить гитару, и поймал ее, когда она бросилась на меня, а потом она поцеловала меня, сладко и горячо, и я утонул в этом, в ней, в напоминании, что для меня существует что-то еще помимо охоты, голода, одиночества и гневной музыки ночью.
— Больше так не делай, — прошептала она своими черными губами рядом с моим ухом. — Пожалуйста, не надо. Ты всех нас до чертиков напугал. Я не знала, что делать.
Я расслабился в ее объятиях и вдохнул богатый аромат ее волос, ее кожи, трепещущей под ней крови. Я не хотел думать о последнем, но возможно Оливер прав. Может быть, мне нужно перестать отрицать это, или все закончится очень плохо.
— Я тоже не знал, что делать, — прошептал я в ответ. — Прости меня. Я мог…
— Стой. — Она отстранилась, глядя на меня отчаянно. — Просто остановись. Ты мог ранить меня, но не сделал этого. Ты никого не ранил, кроме этого тупого автомата. Так что расслабься. Это не ты, Майкл. Это какой-то монстр из фильма категории В (прим. пер.: малобюджетная коммерческая кинокартина, которая при этом не является ни артхаусом, ни порнофильмом).
Но я был монстром из фильма категории В. Это то, что имел в виду Оливер; я был именно им, и должен это помнить. Это был единственный способ, чтобы все было хорошо.
Я выдавил из себя улыбку.
— Я думал, тебе нравятся монстры из фильмов категории В, — сказал я. Моя девушка ударила меня по руке.
— Нравятся, но не люблю, — сказала она. — Ты, кого я люблю.
Я протянул руки, и она переплела свои пальцы с моими. Тепло и холод, вместе.
— Я не знаю, как это сделать, — сказал я.
Она рассмеялась.
— Встречаться? Потому что вот тебе экстренное сообщение, большой мальчик: мы некоторое время делаем это.
— Быть этим. Быть собой. Я не знаю, кто я.
Она подошла ближе, глядя мне в глаза.
— Я знаю, кто ты. Что еще более важно, я знаю, что ты, — сказала она. — И все еще люблю тебя.
Может быть, она не знает. Может быть, она никогда не заглядывала в сердце красной и черной мучающей штуки, таившейся глубоко внутри меня. Но, глядя на нее сейчас, на ее искренность и бесстрашие, я не мог помочь, но думаю, что возможно она сможет. Знающая меня, любящая меня.
Может быть, со временем, она сможет помочь мне понять и полюбить своего монстра. Потому что в конце концов вот что всегда делала Ева. И всегда будет.
И я наклонился, соприкоснулся с ней лбами и прошептал:
— Ты делаешь меня настоящим.
Из двери откашлялся Оливер, да так, словно он хотел заткнуть себе рот.
— Можешь идти, — сказал он. — Поздравляю. Ты прошел.
— Прошел что? — спросила Ева угрожающе.
— Они хотели посмотреть, не нападу ли я на тебя, — ответил я. Я сосредоточился мимо нее, на Оливера. — Ты была моим испытанием. И я не сделаю ей больно, никогда. Можешь на это рассчитывать.
Он поднял брови, без комментариев, и ушел.
Торговый автомат потерпел еще один несчастный случай на следующий день. И затем на следующий. Это был не только я. Мой лучший друг, Шейн, воспринял идею вандализма с пугающим энтузиазмом. Как и Клэр (удивительно), и Ева… но не просто мы вчетвером саботировали проклятую штуковину, потому что по крайней мере дважды, когда я приходил нанести увечья, она уже не функционировала.
В последний раз я видел кого-то в нескольких шагах от машины с перерезанным кабелем питания. Он был одет в большое пальто, но я все равно узнал его.
Оливер остановился у двери, посмотрел на меня и кивнул.
И это был последний раз, когда они починили машину. На следующий день ее не было. Я чувствовал слабый фантомный голод, разочарование… и облегчение.
Потому что некоторые вещи просто не предназначены для банок.
Мрачная Карусель