Наконец он направился в западную сторону, помня, что где-то здесь должна быть река, соединенная с другими водными путями и реками, одной из которых может быть и старая Рио-Гранде. Он подумал, что стоит посидеть на берегу, опустив ноги в воду. Но когда он оказался неподалеку от нее, ему стало ясно, что подходы к реке перекрыты зданиями пароходных компаний и до воды не добраться. Поэтому он двинулся на юг вдоль автострады Вест-сайд и скоро очутился рядом со стоянкой, почти полностью забитой большими трейлерами. Поплутав в их лабиринте, он нашел один с откинутым задним бортом, забрался в него и сел на краю, свесив ноги и представляя трейлер в движении. Затем он решил лечь и смотреть в небо. После этого он снял обувь и понюхал ее: она уже провоняла потом. Джой понял, что, пока не придет соответствующее время, он не сможет уделять своей обуви подобающее внимание.
Пока он обдумывал состояние своих ног и размышлял над цветом неба, пока удивлялся, до чего грязный пол в грузовике, им вдруг овладела тревога от четкого сознания того, что он ровно ничего собой не представляет, что он личность, существующая вне места и времени, и что он ни для кого не представляет абсолютно никакого интереса. Открытие это было слишком ужасно, чтобы он мог полностью воспринять его, и оно затаилось в каких-то щелях и уголках, ожидая своего часа, а тем временем Джой продолжал лениво шевелить мозгами: пытался ли кто-нибудь посчитать количество звезд и не приходило ли кому-то в голову, что звезды могут быть сделаны из чистого серебра; и кстати, кто же были эти три серебряноголовые женщины, эти ушедшие в даль времени три блондинки его детства, всплывшие в памяти, — неужто они в самом деле были содержателями борделя?
Маленький приемничек, стоящий у него на груди, который слегка покачивался с каждым та-тах. та-тах, тэтах его сердца, внезапно привлек его внимание. Слава богу, что им не достался его приемничек, подумал он, не достался транзистор этим сукиным детям, нет-сэр, фиг-вам-сэр, и он по-прежнему со мной. Но зная, что надо беречь батареи, он не включал его. Положив его на грудь, Джой прикрыл приемник скрещенными руками.
Через какое-то время, лежа ничком, уставившись на звезды и луну, он потерял всякое представление об окружающей действительности. Он грезил наяву, и ему казалось, что и себя и этот грузовик он видит во сне.
Трейлер, давший ему приют, уже не существовал в реальности, он превратился в некое затерянное в ночи местечко, в пещерку на темной стороне неизвестного спутника земли, и, лежа в ней, он ощутил себя безымянным существом, потерявшим всякое сходство с человеком, неким элементом системы, до которого никому нет дела.
Желтый шар в космосе представлялся ему землей, и то, что проплывало перед его глазами, напоминало ему давний сон, когда люди в цепи шли по миру.
Но теперь было одно отличие: нигде не было видно ни одного человека.
10
Не имея никакого представления, где же он в конце концов приклонит голову, Джой бездумно проводил сентябрьские дни.
Вскоре ему пришлось обратить внимание, что стало заметно холодать, и еще острее перед ним встал вопрос денег. С холодом он еще как-то справлялся, а что же касалось денег, он решил тратить оставшиеся у него семь долларов скрупулезно, как бедная вдова, позволяя себе только самое необходимое и отказывая во всем прочем. Он научился есть по дешевке: автомат выдавал печеные бобы или макароны с сыром всего за двадцать центов, а потом ты мог зайти в супермаркет «Эй энд Пи» и набить кармана изюмом и морковкой за четвертак; яблоки же — равно как груши и персики — можно было просто стащить на Девятой авеню, и, кроме того, существовали еврейские булочники, которые не особенно ревностно смотрели за своими бейгелами и булочками с маком. Тощий от рождения, Джой потерял в весе всего несколько футов, что не особенно было и заметно. Но под глазами начали проступать синеватые тени, а сами глаза, казалось, ушли глубже в провалы черепа, что было результатом тревожных ночных часов в самых неприспособленных местах — в кабинах старых грузовиков, в кинотеатрах или на скамейках вокзала Пенсильвания-стейшн, а так же автобусного терминала. Лицо его стало напоминать черты неизменно грустного праведника. Он избегал смотреть на себя в зеркало, ибо в такие минуты испытывал стыд за постигшую неудачу. Но продолжал тщательно ухаживать за собой и выглядел даже более подтянутым, чем обычно. Мыло и бритву он таскал с собой в кармане, равно как и зубную щетку, и использовал туалеты в кафе и салунах. Он регулярно обмывал интимные места тела и почти каждый день находил возможность снять обувь и помыть ноги. Когда его обнаруживали за этими занятиями в туалетных комнатах, Джой скрывал свое смущение, каждым движением, давая понять, что ему жизненно необходимо соблюдать чистоту. Его существование зависело от наличия мыла и воды.