Полуночный ковбой

Так, этим днем в конце сентября было положено начало союзу Джоя Бака с Крысенышем Риччио. Эта пара стала привычным зрелищем на некоторых улицах Нью-Йорка в ту осень — маленький блондинчик, подпрыгивающий, как сломанная сенокосилка, чтобы успеть за ковбоем в потрепанном одеянии; они с детской бездумностью убивали время, слоняясь по улицам Манхеттена, в страстной надежде найти то, что могло бы представить для них ценность.

Покончив с кофе и куревом, которые ему удавалось приобрести, Рэтсо осталось только грызть ногти, а по ночам он лежал, хмурясь и покусывая губы. В сущности, в их паре он был ведущим и на его плечах лежала необходимость придумывать все новые способы существования.

Джой Бак, исполнял роль ведомого, просто был погружен в безграничный пессимизм, с которым встречал все предложения, но тем не менее следовал за ним. Например, Риччио как-то услышал о городке в Джерси, где счетчики на стоянках можно вскрыть простой отверткой. Джой Бак скептически отнесся к этому известию, о чем и сказал но все же согласился заложить свой приемник, чтобы купить билеты на автобус через реку. Когда они добрались до моста, сразу же стало ясно, что информация Рэтсо опоздала: город только что поставил новые счетчики, к которым с отверткой не стоило и подступаться. Столкнувшись с таким разочарованием, Джой повел себя достаточно благородно, во всяком случае, он не раскрыл рта, когда Риччио рассыпался в извинениях за неудачу.

Но в целом он, на чьих сапожках по-прежнему играло солнце, был груб и раздражителен по отношению к маленькому белокурому коротышке. Он тоже это чувствовал. Джой был бы и рад взвалить на свои плечи какой-то груз, но ему не о чем было беспокоиться. Причина такого его равнодушия заключалась в том, что он был счастлив.

В первый раз в жизни он чувствовал себя свободным от необходимости улыбаться и заискивать, чтобы обратить на себя внимание. Теперь в лице Риччио он обрел человека, который страстно жаждал его присутствия, и оно бальзамом обволакивало его исстрадавшуюся душу, нуждающуюся в утешении. Бог знает, как это случилось и почему, но он в самом деле наткнулся на существо, которое, похоже, обожало его. Никогда раньше Джой Бак не ощущал, что обладает такой властью и, честно говоря, не умел пользоваться ею. Он мог только снова и снова пробовать ее на вкус, как изголодавшийся по слабостям ребенок перед кучей засахаренного печенья: замирая от счастья, и капризничает, и хмурится, и ругается… Ибо именно таким образом и познают силу власти — отказываясь от нее. Ее сладость притягивала, и от нее тошнило, но он ничего не мог с собой поделать, чтобы отказаться от нее. Единственное, что коротышке, казалось, надо, — это пользоваться привилегией находиться в тени высокой фигуры ковбоя. И предоставлять такое укрытие в своей тени доставляло Джою Баку особое удовольствие.

Также ему нравилось и слушать Рэтсо. Когда они бродили по городу, или делили одну чашку кофе у стойки бара, или дрожали на пару в холодных подъездах, он выслушивал самые разнообразные точки зрения Риччио. Мало-помалу ему удалось составить представление о ранних годах его в Бронксе.

Крысеныш был тринадцатым ребенком в бедной иммигрантской семье. Отец его, работавший каменщиком на стройке, запомнился ему тем, что в свободное время старался завалиться спать в любом месте, где мог занять горизонтальное положение. Его мать, беспрерывно рожающая детей и мучающаяся от приступов тошноты, правила семьей с царственной рассеянностью, с которой она выдавала из спальни противоречивые указания. Время от времени она втискивала свое расплывшееся тело в домашний халат и принималась наводить порядок в доме. Во время одного из таких набегов, она обнаружила под столом в кухне семилетнего Риччио с тяжелым воспалением легких. Справившись с ним, он несколькими неделями позже подхватил детский полиомелит, а когда на следующий год смог наконец покинуть больницу, мать его уже скончалась и была похоронена. Три его сестры и двое из девяти братьев покинули дом — то ли создав свои семьи, то ли по каким-то другим причинам. Никто из восьми оставшихся ребят не проявлял никакого интереса ни к готовке, ни к домашнему хозяйству, да и глава семьи особенно не заботился о своем потомстве. Когда он думал о работе, она представлялась ему в виде бесконечных поисков жратвы. Тем не менее раз в неделю, он забивал полки пачками солнечного печенья и банками свинины с бобами, а холодильник — сыром и молоком. За шесть дней ребята подметали все, до чего могли дотянуться, а в воскресенье папа давал им праздничный обед в соседней пиццерии. В прежние времена он, как правило, устраивал семейные сборища в этом самом ресторане, и владелец всегда испытывал гордость, что появление этого огромного выводка позволяет обратить внимание, что у него самый большой стол в округе.