Полуночный ковбой (сборник)

Во время пения Джо открыл ящик стола, где обнаружил шариковую ручку и две открытки с видом отеля.

Поломав голову, он нашел свое окно, обвел его ручкой и на обратной стороне открытки вывел «Дорогая». Кто — дорогая? Джо не знал. Он порвал карточку и выбросил в окно.

Дама в радиоприемнике распевала, что на этот раз к ней пришла любовь, а не простое увлечение.

Джо вытащил другую открытку, опять обвел свое окно и написал сверху — «Это я». На этот раз он даже и не пытался найти, кому написать — просто нацарапал: «Я поселился здесь. Нью-Йорк мне показался так себе, но я нашел местечко, довольно чистенькое…» А на месте адресата вывел большими буквами: «Дерьмо». Затем снова порвал карточку и подумал вслух: «Эх, мать твою, я что, сюда приехал открыточки сочинять?» Джо кинул клочки за окно и вспомнил, кому бы он мог дать знать о себе — негру из посудомойки «Солнечного луча». Он высунулся из окна и проводил взглядом летящие обрывки. Один из них явно приземлялся на голову зазевавшегося моряка, но тот встрепенулся и влился в поток пешеходов, начинавших заполнять вечерние улицы.

ГЛАВА 3

Джо приноравливал шаги к встрече с богатой дамой у перехода. Если повезет, будет красный свет, он встанет рядом, как-нибудь завяжет разговор, и в конце концов дамочка даст приличную цену за его товар. Парк Авеню не оправдала надежд — прохожие лишь изредка скользили по нему безразличным взглядом. А он, прямо сказать, был и так не слишком уверен в своем предприятии. Значит, теперь стоило подсуетиться — и сомнения прочь!

Но дама, за которой он следовал, судя по всему, не проявляла желания бросаться на Джо с распростертыми объятиями. И все же он решил, что, если спасует перед ее безразличием и чувством собственного достоинства (а оно сквозило во всей ее внешности и даже в походке), шансы на дальнейший успех будут равны нулю.

Богатая дама — изящная шатенка среднего роста — шла вниз по Парк Авеню, а Джо восхищался ее стройными ножками. Они, казалось, пели: «Мы штучки нежные, но крепенькие, да и денежки у нас водятся».

На углу Тридцать девятой улицы у светофора Джо снял шляпу и прижал ее к груди.

— Извиняюсь, мадам, — проговорил он, пытаясь изо всех сил изобразить на лице снисходительную улыбку победителя. — Я тут недавно, приехал из Хьюстона, что в Техасе, как бы мне к Статуе Свободы выйти?

Богатая дама стояла к нему боком. Джо залюбовался ее нежным и тонким профилем. Но она, казалось, и не слышала его.

Загорелся зеленый свет, дама пошла по переходу. Джо — за ней. На другой стороне улицы она остановилась.

— Насчет Статуи Свободы вы пошутили? — говорила она равнодушно, в ее тоне не чувствовалось ни дружелюбия, ни вражды.

— Пошутил? Нет, мадам. Такое дело — штука серьезная.

— Ну тогда простите, — извинилась женщина. Джо ее явно не убедил, но по каким-то соображениям она предпочла не возвращаться к этому. — Я думала, вы… впрочем, неважно. — Она улыбнулась. Джо был тронут ее увядающей красотой: дама была далеко не первой молодости, но годы еще скрывали себя, скрывали до поры до времени. Его пленили синие, совсем молодые глаза, в которых тем не менее пряталось куда больше тепла, чем у юной девушки.

— Я вообще-то близко к Статуе не подходила, видела только с парохода. Вам, пожалуй, следует сесть в метро на Седьмой Авеню и проехать до конечной. Впрочем, я не уверена. На всякий случай спросите кого-нибудь еще.

Джо любовался женщиной и почти не слушал ее, но сами звуки голоса, движения губ казались ему верхом совершенства.

— А вы женщина — что надо! — неожиданно сказал он и сам удивился. Ошеломленная дама повернулась к Джо и покраснела так, что тот даже испугался.

— Ах! — воскликнула она, пытаясь сделать сердитое лицо, но у нее ничего не вышло. — Вам, оказывается, не Статуя Свободы нужна!

— Нет, мадам, не она.

— Но тогда… это в высшей степени отвратительно. Как вам не стыдно! — И тут она улыбнулась, отчего по лицу побежали морщинки. Глаза засинели, потеплели, в них засверкали огоньки. Весь ее вид словно говорил: «Ты и я — чудные люди, мы понимаем всю прелесть мира, недоступную для других, это, конечно, очень приятно, но дальше ничего не будет».

Вслух она просто сказала:

— Прощайте.

И зашагала прочь. Джо смотрел ей вслед. Ее походка была полна достоинства. Это приятно. Но тут же у Джо засосало под ложечкой. Он всегда ценил женщин, способных уйти от мужчины гордо, а не вилять задом напоследок. Такие уходят, высоко подняв голову, а мысли у них где-то далеко, эдак на Северном полюсе, потому от них таким холодом и веет. Джо восхищался женщиной, но одновременно почувствовал слабость внутри, словно что-то оборвалось. Ему пришлось собраться с силами, чтобы не упасть, а пальцы ног судорожно вжались в подметки.

«Бабец — высший сорт! И, видать, в карманах не пусто», — произнес он нежно вслух, глядя, как она отходит, медленно идет по противоположной стороне улицы. Он проникался к ней все большим восхищением. «Такой, пожалуй, покупать это дело не приходится», — добавил он, наблюдая, как она повернула и взошла на крыльцо большого дома.