Полунощная Чудь

Отпустив Катина, Голон вывалился из сарая. Шел дождь, и он стоял на мокром торфянике, весь в холодном поту, сердце бешено стучало в груди. Голон дал дождю вымыть лицо, а сам стоял, невидящим взором глядя в небо. И даже в этом низшем демоне он видел Некрона, точнее ту жалкую картинку, запечатленную в его сознании, бледное отражение того настоящего демона, который находился где-то далеко от этого мира.

После того, как он в первый раз вызвал Катина, Голон почувствовал в себе силу и отвращение одновременно, как тот, кто совершает мрачные дела и всегда после них испытывает от этого запрещенное, но сладкое удовольствие. Те, кто попробовал это мрачное наслаждение, не в состоянии отказаться от него. Вот почему умерли все его шесть братьев, хотя они не хуже него видели опасность.

Много-много лет спустя он почувствовал, что готов для Некрона. Он пришел в храм Тире Ганда и собрал монахов вместе. Они спустились под свод Храма Исса, держа в руках курильницы, из которых исходил пурпурный дым, резкий свет факелов с трудом освещал их маски-черепа. Трясущимися руками он в первый раз нарисовал пентаграмму и опять открыл книгу на той странице, которая врезалась ему в память много лет назад. И именно там он в первый раз дал Некрону живую плоть.

Теперь, еще раз, Некрон больше не картинка в книге: он, Голон, опять призвал его на землю. Против всех правил своего искусства и после многих лет, в течении которых он был предельно осторожен, он сделал то, что никогда не делал и не должен был сделать: вызвал демона без защитных заклинаний, нарушил основной закон своей профессии. Насколько он помнил, никто из магов прошлого и настоящего не пытался проделать такое с любым демоном, а уж вызвать таким образом самого сильного из всех демонов было верхом сумасшествия.

Альфа и омега, вся темнота других демонов находилась в Некроне. В нем были части их всех, он был суммой их всех. Какая-то часть его была в том первом, низком, неуклюжем и слепом черве. А теперь он был здесь, целиком.

Некрон — пожиратель душ. Князь Темного Лабиринта, воплощение Исса, змея, которая пожирает свой собственный хвост. Никакое защитное заклинание не могло преградить ему дорогу, никакая магия не могла спасти от укусов его тысячи зубов. Молитвы были бесполезны, от них мрачный хохот Князя Тьмы будет только громче, его аватар спокойно сожрет живую душу вызвавшего его волшебника.

Так что с тяжелой душой человека, знающего, что он обречен, Голон торопливо шагал за своим повелителем вниз по темным коридорам под тронным залом Храма Исса в Тралле; теперь он понимал, что обещания силы и, самое главное, Черной Чаши, те самые обещания, которыми Фаран соблазнил его и купил его службу, были пустотой, ничем. Как и его шесть братьев, ему предназначено судьбой быть съеденным своим собственным творением.

Голон бежал вместе с остальными, полностью запутавшись в лабиринте катакомб под Храмом Исса, в душе поражаясь тому, как Фаран ухитряется находить дорогу. Он сам уже не чувствовал собственных ног. Ему казалось, что он скользит по древним плитам вниз, что они плывут неизвестно куда, и только страх заставлял его перебирать ногами.

По бокам от Фарана шли два вампира-телохранителя, один из них все еще прижимал к груди Черную Чашу. За ними шел Калабас, личный слуга Фарана, потом сам Голон, за ним Маллиана и Двойник, а за ними группа из девяти рабов;[9] сзади коридор закрывали оставшиеся Жнецы Печали, которых тоже осталось не слишком много. Тем не менее их знаменитая дисциплина никуда не делась; когда капитан приказал последним стражникам остаться на месте, чтобы сразится с их преследователем, никто их них не сказал ни слова и выполнил приказ. Но разве у них есть хоть какая-нибудь надежда победить того, кто может превратить камень в пыль? Пока они забирались все глубже и глубже в лабиринт туннелей, все меньше и меньше Жнецов бежали за ними, чтобы присоединиться на следующем пересечении.

Совершенно невозможно было сказать насколько близко находился демон. Катакомбы не давали увидеть его, но окружавший их камень усиливал каждый его звук и каждое движение. Стены коридоров, пять тысяч лет назад высеченные в твердом граните слугами Маризиана, тряслись и раскачивались, как если бы они были сделаны из студня. Пол коридора стал похож на палубу корабля, качающегося в шторм на волнах: Голон падал вместе с ним, потом подпрыгивал чуть ли не до потолка и опять падал, а камень еще и колебался из стороны в сторону. Проходы за ними исчезали вместе с ревом рушащихся стен. Он знал, что некоторые из его спутников уже похоронены под завалами, но каким-то чудом его еще не коснулся ни один падающий камень. Хотя коридоры сзади были завалены битым камнем, Голона это не успокаивало: Некрон шел через камень, как обычный смертный идет через воздух, его тысяча зубов перемалывала камень в невидимую пыль.