Полуостров сокровищ

Глава ХIII Важный разговор

Торт возвышался в центре стола. Возвышался – потому что это была любимая Ларикова «Башня».

Мамина подруга Зиночка, наверное, одна в целом свете пекла такие торты.

– Для Ларика, специально в честь окончания учебного года! – радостно сообщила мама.

Но сегодня Ларик с удовольствием швырнул бы любимый торт прямо с четырнадцатого этажа. Чтобы он не напоминал о самом неприятном…

Пока мама лихо, как янычар, длинным ножом сносила у «Башни» выступ за выступом – особое искусство требовалось для того, чтобы торт при этом не разваливался, – папа молча смотрел в дневник, все больше и больше мрачнея.

– Я только одного не понимаю, – произнес он наконец. – Только одного! Как можно себя уважать, если не выполняешь простых обещаний? Как можно сказать: «Я сделаю» – и не сделать? Конечно, ты считаешь, что от этого мир не рухнет и солнце не упадет на землю! И не наступит конец света! Но разве можно вести себя так, чтобы люди чувствовали и знали: с этим человеком лучше не иметь дела!..

Ларик подозревал, что папа и хотел бы остановиться, но не мог. Что значит актерско-режиссерская закваска! Пока не отыграет роль до конца, не успокоится.

Но, похоже, его возмущение наконец пошло на спад. Вот, еще минута, еще – и готово!

– Уф! – тяжело вздохнул папа. – Ты хоть слушал, что я здесь кричал?

Ларик кивнул, не поднимая головы. Конечно, ему было стыдно. Конечно, он был уверен, что в следующем году у него будут одни пятерки. Но вместе с тем он знал, что биологичка – дура, которая сама забывает, что задает на дом, а математичка просто взъелась на него, а химичка… Химичка вообще-то нормальная учительница, но почему-то не клеится у него с химией. И с историей получилась какая-то… история! Ларик любил этот предмет, и историк у них был отличный. Все складывалось так, что пятерка должна была бы сама каждый день заползать в Лариков дневник. Но опять же, доклад как-то не написался…

– О чем ты задумался? – спросил папа.

Ларик шмыгнул носом. Он твердо знал: никаких слов сейчас говорить не надо. А надо просто изображать из себя расстроенного, доведенного до отчаяния человека. Впрочем, таким он отчасти и был.

– Жалко, нож не наточили, – проговорила мама. – Рубка моя прошла не очень успешно. Искривилась «Башенка». А вот если бы в доме были мужчины, которые вовремя точили бы ножи, то башня стояла бы, как нетронутая. А вместе с тем – порезанная на кусочки. Только снимай и раскладывай по блюдечкам.

– Ничего, – буркнул папа. – Пизанская башня вон стоит и в ус себе не дует.

– При чем здесь Пизанская башня? Я о ножах говорю. Пизанскую я резать не собираюсь.

Ларик облегченно вздохнул. Кончилось! Теперь уж точно. Если мама вспоминает о тупых ножах, значит, все самое неприятное осталось позади.

Папа уже пил крепчайший чай. Он сам заваривал его, и если добивался ожидаемого вкуса, то настроение у него становилось благодушным. А потом он еще раскуривал в кабинете трубку, и душистый запах распространялся по всей квартире… Запах хорошего настроения.

– Вы только посмотрите! – позвал он из кабинета.

Ларик с мамой, прихватив блюдечки с тортом, поспешили на зов.

– Вы только посмотрите, какая красота!

Стоя у окна, папа восхищенно показывал на овраг. Мама посмотрела на него как на сумасшедшего.

– Ты что, первый раз это видишь? – спросила она.

Действительно, папин восторг выглядел, по крайней мере, странно. Не сегодня же они сюда переехали! Он ведь даже гулял в этом овраге, и не раз. Но такой уж папа увлекающийся человек: когда работает над новым спектаклем, то перестает замечать вокруг всякую жизнь. А их переезд как раз совпал с новой работой. Две недели он жил в своем кабинете, работал, читал. И вот, оказывается, только сегодня вдруг заметил, какой замечательный вид открывается с балкона!

– Я обязательно приведу сюда художника-постановщика, обязательно! Пусть посмотрит! А то он никак не может окончательно решить, как будет оформлен спектакль. – Судя по всему, папа уже полностью был погружен в свои мысли. – Такая глубина пространства… – продолжал он. – Я никак не ожидал увидеть такое в современной Москве. Бескрайние просторы – конечно, на их фоне должен был появиться самозванец. Из воздуха, из пространства, ниоткуда…

О чем сейчас размышлял папа, понять было трудно. Ясно только, что о своем спектакле – «Борисе Годунове».

– Помнишь, ты говорил, что как раз над нашим оврагом стоял лагерем Лжедимитрий? – спросил Ларик.

Надо же было перевести разговор в понятное русло!

– Это другой самозванец, не мой, – засмеялся папа. – Самозванцев было много. Мой спектакль – про первого Лжедимитрия. А здесь со своим войском стоял другой, прозванный Тушинским Вором. Для того чтобы народ поверил, что он настоящий царевич, поляки уговорили Марину Мнишек, жену первого Лжедимитрия, признать и второго своим мужем. Очень все запутано было в то время! Не зря ведь и назвали его Смутным. Но не это важно. Для меня. Вот я сейчас увидел этот простор и кое-что понял. Жалко, репетиция только завтра – я хоть сейчас готов все объяснять актерам…