Полураскрытая роза

Подрагивает пламя свечей, приглушенно играет Файст[13]. Гости наполняют бокалы и хвалят угощение. Кто-то сидит на удобных стульях в гостиной, кто-то – на диване, все едят с тарелок, осторожно держа их на коленях. Гости приходят в кухню за тортом и кофе. Те, кто давно у нее не был, снова отмечают огромные окна и великолепный вид, даже парижане не устают обсуждать цинковые крыши. Они отпускают шутки по поводу того, что скоро всю квартиру займут растения. Лировидный фикус Авроры перевалил за сто восемьдесят сантиметров. Винсент росла в семье, где временами дети называли родителей просто по именам.

Каждую вторую среду новые друзья и des connaissances[14] Винсент устраивают большой совместный ужин. Это непостоянный, изменчивый состав персонажей, и их трапезы длятся столько, сколько нужно, в зависимости от разговора. Très[15] вальяжно, très по-парижски. Когда тепло, они ужинают на воздухе. В прошлом месяце был пикник на траве в Люксембургском саду. Сегодня у нее в квартире собралось тринадцать человек, Лу – злополучный тринадцатый. Покончив с ужином, он носится туда-сюда, общается со всеми ее знакомыми, как будто тоже их знает. Иногда вдруг возникает рядом с Винсент, чтобы сказать, как ему нравятся ее друзья, еще раз отметить, какой вкусный получился соус. Именно Лу проверял пасту на аль денте. Она ему об этом напоминает.

– Погоди-ка. Ты делаешь мне комплимент? Говоришь, что я имел отношение к этому волшебству? – наклонившись к ней, сомневается он.

Винсент почти ничего не знает о том, чем занимается Лу, когда он не в музее искусства. Еще с лета он посещает оба ее курса: и журналирования, и креативности. Спустя несколько недель после начала занятий Батист сообщил ей, что она Лу «нравится», и Винсент поинтересовалась у Батиста, что он имеет в виду. Батист улыбнулся и сказал: «Перестань делать вид, что ты не понимаешь, что я имею в виду, когда говорю, что ты ему нравишься». Винсент тогда спросила, сколько Лу лет, и, услышав ответ Батиста, не стала продолжать разговор.

Каждую среду, четверг и пятницу Лу там, перед ней. А с Батистом он знаком вне музея. Что-то там с дядей Лу или братом то ли кузины Батиста, то ли жены, то ли невестки. Винсент нарочно не запоминает подробности жизни Лу. Она до ужаса боится в него влюбиться. До ужаса боится переспать или завести отношения с таким молодым мужчиной. Она лишь знает, что его зовут Лу Генри и что он принимает участие в исполнении какой-то там электронной музыки. То ли как солист, то ли в составе группы. Quelquefois[16] он приезжает в музей на скейтборде, а после класса, если время совпадает, она видит, как он на этом скейтборде уезжает. А иногда он является одетый как футболист, в донельзя короткие шорты, но она точно не знает, играет ли он в футбол на самом деле. Возможно, он и упоминал об этом, но даже если и так, она наверняка мысленно подальше отогнала эту информацию, как назойливую мошку. Она только знает, что когда Лу надевает спортивную куртку, то застегивает молнию до самого подбородка, и она убеждена, что мужчина, когда так делает, становится на сто процентов более привлекательным. И Киллиан носит куртки именно так, носил их так всегда: и когда они учились в колледже, и даже сейчас.

Если она дает себе волю, то скучает по Киллиану – и осознает, что это правда, потому что весь алкоголь из выпитого вина впитался во фрукты и голова у нее светлая.

Соседи снизу, Лораны, тянут пиво из зеленых стеклянных бутылок и курят на балконе, их сигареты мерцают оранжевым огнем: то тускло, то ярко, то тускло, то ярко. Лораны искренние, веселые, интеллектуальные и хорошо знают ее родителей. Когда наступает ее очередь устраивать ужин, она всегда их приглашает. Лораны ей нравятся. Они белые и придерживаются радикальных взглядов, оба лет семидесяти с лишним, политически и социально сознательны. Познакомились они на марше к Сорбонне во время демонстраций в мае тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, когда мистер Лоран уронил очки, а миссис Лоран подобрала их, чтобы не раздавили в толпе. Им нравится рассказывать, что они полюбили друг друга, когда вместе строили баррикады, – об этом мог бы написать Виктор Гюго. Даже теперь, почти всегда, когда в Париже проходит демонстрация, Лораны надевают свои желтые жилеты и тоже идут, скандируя, с самодельными плакатами и флагами. Каждый раз, когда Винсент спускается к ним на чай, случайный разговор может неожиданно вылиться в более серьезный, – скажем, об истории Парижа или о Шарле де Голле. О маоизме, марксизме, буржуазии. Однажды она встретила Лоранов в лобби, когда они шли на демонстрацию, и мистер Лоран решил, что Винсент должна пойти с ними и подпевать ему – он даже затянул «Слышите, как поет народ?» из Les Misérables[17]. Он сказал, что хоть она и американка, но раз она здесь, значит, vive la France! Он держал ее за руку, и она радостно повторяла за ним.