Послышался робкий шорох и в юрту на коленях вполз визирь.
— О сиятельнейший, всемогущественнейший, предобрейший, премудрейший, грознейший и превосходнейший властитель, о затмевающий дневные и ночные светила владетель мира! — заголосил он.
— Солнцеликого забыл, — оторвавшись от кости, сообщил хан.
— Прости, повелитель? — растерялся визирь.
— Я говорю, ты забыл назвать меня солнцеликим, — доброжелательно пояснил Куря.
Визирь побледнел.
— Я… я… — забормотал он. — Клянусь, о предобрейший, я… я назвал тебя… солнце… солнцеликим.
— Нет. Ты сказал: всемогущественнейший, а потом сразу предобрейший. А надо: всемогущественнейший, солнцеликий, предобрейший и так далее.
Визирь пал ниц так энергично, что звон прошел по юрте.
— О великий повелитель, не гневайся на своего недостойного слугу! — запричитал он.
— Ты постарел, визирь, — задумчиво молвил хан. — Пропускаешь титулы повелителя, забываешь церемониал… Хочешь попробовать новое масло для волос? — неожиданно спросил он.
— О, повелитель, твоя милость безгранична, благодарю тебя! Но я не смею…
— Напрасно. Масло замечательное — теперь на четверть меньше объема. Волосы выглядят гладкими и прилизанными. Кроме того, содержит березовый деготь от перхоти.
— Благодарю тебя, о солнцеликий повелитель, но последние сорок лет я лыс…
Хан оглядел гладкую как бильярдный шар голову визиря.
— Да, пожалуй, масло тебе не поможет, — согласился он.
Визирь почтительно молчал, пока хан не торопясь разглядывал его голову.
— Череп большой, — сказал хан наконец. — Вместительный. Надбровные дуги хорошо выражены — будет устойчивый хват… Из твоей головы, визирь, выйдет отличная чаша для вина! Всё равно больше она ни что не пригодна.
— О предобрейший, пощади!!!
— О чем ты, визирь? — удивился Куря. — Стать чашей для вина в ханских руках — может ли быть судьба почетнее для визиря? И потом, ты ведь знаешь, что в моей коллекции девяносто восемь чаш из черепов. Мой прадед владел коллекцией в сто три черепа, мой дед — в сто два, отец — в сто один. Иметь меньше ста чаш для хана просто унизительно! Ты не находишь?
— О, великий хан! Твоя слава велика как бескрайние степные просторы, а лик блестящ как полуденное солнце! Ты великолепен и с девяносто восемью черепами!
— …И сравнения у тебя какие-то слабые, — задумчиво сказал хан. — Слава как степь, лик как солнце… Да, постарел ты визирь, постарел…
Визирь, изнывая от страха, лихорадочно пытался найти спасение.
— Но ведь даже с моим жалким черепом у тебя будет всего девяносто девять чаш, — отчаянно воскликнул он. — Так, может, не стоит ради неполной сотни лишать меня великого счастья лицезреть твой прекрасный облик?!
— Ну, это не проблема, — засмеялся хан. — За вторым черепом дело не станет! Может быть, казначей? — предположил он.
— О да, повелитель! — закричал визирь. — Совершенно верно! Казначей! И еще палач. И у тебя будет как раз два черепа. Да каких! Из них получатся великолепнейшие чаши! Не то, что моя захудалая черепушка!
— Ты не прав визирь, — покачал головой Куря. — Твоя скромность делает тебе честь, но достоинства твоего черепа неоспоримы! Он намного превосходит череп казначея. У казначея затылочные бугры кривые, и скулы скошены кпереди. А у тебя все пропорционально. Что же касается палача, то делать из него чашу пока рано. Я чувствую, что он мне еще понадобится. И не раз.
Дело близилось к неминуемой развязке. Но тут кто-то почтительно подергал полу юрты снаружи.
— Кто там? — спросил хан, и в шатер, непрерывно припадая к стопам повелителя, вполз гонец.
— О сиятельнейший, всемогущественнейший, солнцеликий, предобрейший, премудрейший… — заголосил он.
— Ладно, ладно… — поморщился хан. — Довольно! Говори скорее, что там.
— О повелитель, в степи появились путники!
Хан вскочил. Невольницы, подхватив миску с маслом и непрерывно кланяясь, выпорхнули из шатра.
— Говори! — потребовал Куря.
— О, великий хан! Сегодня наш дозор заметил в степи путников.
— Сколько их? — спросил хан, и узкие глаза его хищно блеснули.
— Трое, о повелитель!
Хан повернулся к визирю:
— Кажется, тебе повезло, визирь! С этими тремя черепами в моей коллекции как раз будет сто и еще одна чаша. Так что ты можешь пока поносить свой череп на плечах. Но прошу тебя, — хан приблизил свое лицо к лицу визиря, — береги его! Мне бы не хотелось, чтобы в такой замечательной чаше был какой-нибудь изъян.
Визирь судорожно сглотнул.
— Обещаю, беречь свой череп, о повелитель, как собственную голову! — сказал он.
— Вот и хорошо. А сейчас распорядись, чтобы мне снарядили коня. Я еду пополнять свою коллекцию.
— Прикажешь собрать лучших воинов?
Хан на мгновение задумался.
— Нет, — сказал он. — Их всего трое. Справлюсь сам.
Первым одинокую фигуру на маленькой степной лошадке заметил Нунстрадамус.
— Смотрите, смотрите — всадник! — закричал он.
Путники остановились. Вован недоуменно разглядывал странного путника, одетого в короткий бархатный халат и пышную меховую шапку, с огромным луком наперевес и резным колчаном на боку.
— Че за баклан? — спросил он у волшебника. — Может, барыга местный?