Читаем Полусвет. Страшный смешной роман полностью

– Она всегда одета с иголочки, не спорю, но для Тель-Авива перебор, – Куки любила беззлобно злословить. – Слушай, это ж совсем недавно было, а как изменилась мода! Тяжелый люкс сегодня выглядит анахронизмом, скажи? Правда Gucci опять в тренде, но это уже другое Gucci, это shabby chic…


Марусю мало интересовал новый облик Gucci, она предложила Корнелии не отвлекаться. Она так ясно представляла тот ужин в Goocha, – в рассказе Куки слышались даже интонации Матвея.


– Бен Ладен всех сделал! Раньше летать на самолетах было, как на трамвае поехать, можно было за полчаса до вылета прийти. Один раз я из Калифорнии летел по билету Ритки, жены Сереги, – Матвей не интересовался, знают ли остальные Серегу, тем более Ритку, – никто не чухнулся ID спросить и понять, что в билете другая фамилия. Потом эти непуганые идиоты так напугались, что пошли войной в Ирак, а потом…


– Ты встречала его жену? – Зоя склонилась к Корнелии.

– Матвея?

– Нет, Миши!

– Встречала, конечно. И тут, и в Москве не раз. Очень обычная.


– … а потом пошло по накатанной, под борьбу с терроризмом все сойдет – Матвея не смущало, что у девочек свой разговор. – Борьба с грязными деньгами, шмоны в аэропортах. Непуганые идиоты повторяли, что «мир никогда уже не будет прежним», а сами с испуга бежали в этот новый мир впереди паровоза.

– Ирак был большой глупостью, – согласился Миша, – девушки, а мы за вас-то еще не выпили, непростительно!

– С меня спроса нет, я дедушка с Альцгеймером.


Матвей любил отпускать шутки насчет своей старости, хотя жонглировал сленгом миллениалов, был весь в тату, носил в ухе серьгу и одевался как попугай. В Тель-Авиве он из принципа всегда носил только оранжевые джинсы с зелеными или синими майками, а на пляже – плавки от MC2 Saint Barth, тоже оранжевые, в зеленых крокодильчиках.


– Классно смотритесь: пестрый Матвей между двумя красавицами в белом, – бросил Миша.

– Фото, срочно фото, – закричала Куки, схватив за руку официанта. – Снимите нас всех вместе, пожалуйста!


Когда побрели домой, Зоя вцепилась в Корнелию.


– Вырвал у меня телефон с такой злобой и стер фотку, которую ты мне скинула. Боится, что выложу. Я ничего никогда не выкладываю, он это знает. У него ко мне ни доверия, ни простого уважения нет, весь вечер испортил.


Все это Куки теперь пересказывала Марусе. Миша с Зоей везде вместе появляются, – интересно, он потом проверяет телефоны и страницы в фэбе всех, кто был на тусе? Впрочем, он не один такой, у каждого второго, если не первого, та же фигня. Но Зоя же не пытается Мишу развести, повторяет, что ее устраивают двойные отношения. Куки уже даже начинает в это верить. И все равно трудно представить, что Мишина жена ничего не знает.


– Ася – тетка бывалая, а Миша – секс-торнадо, Зоя у него не первая левая баба и не последняя, Аська считает, что все обойдется. Очнется, когда будет поздно, и побежит за уходящим поездом, вот будет кино, – высказалась Жукова.

– Даже сериал, – подхватила Корнелия, – давай писать сценарий.

– У каждого жизнь – сериал, с тем же успехом можно и про тебя снимать.

– Можно и про меня. А уж про тебя – даже вопросов нет. С твоим коучингом всего на свете и двумя мужья…

– Про меня вообще надо делать TV-шоу без рекламных пауз, каждые полгода по новому сезону, – с пол-оборота завелась Маруся. – Прям с ходу, расскажу законченный эпизод. Не самый первый, там бодяга про Ванечку и Вашингтон. А вот в Берлине уже пошла сюжетная динамика…

– Эпизод на полчаса или на час? – опасливо спросила Корнелия.

– Дай рассказать, оно того стоит.


Когда Маруся встретила Хельмута, на том, как на любом мужике за сорок, висел хвост запутанных отношений. Со своей прежней бабой, Эльзой, он жил в восьмидесятых в Бонне, тогдашней столице, а в Берлине у них было два дружбана. Один – ничем не примечательный Йенц, чья мамаша по бедности сдавала дом покомнатно. Второй – гениально-полоумный математик Герхард, который и снимал одну из комнат, где, кроме матраца, у него были только стол и компьютер, откуда в те времена компьютер – не суть.


В девяностых столица переезжает в Берлин, а вместе со столицей и Хельмут с бабой туда же. В это время полоумный математик изобретает какую-то айтишную примочку, лепит компанию и собирает на рынке два ярда. И тутЭльза заявляет Хельмуту, что полоумный зовет ее замуж! История умалчивает о том, убивался ли Хельмутили, наоборот, был рад, что сбыл подругу с рук. А молодожены – Эльзе уже тогда было за сорок, она на девять лет старше Хельмута… – сочла нужным уточнить Жукова.


– Так ей сейчас уже прилично за шестьдесят? – переспросила Куки.

– А Герхарду неприлично семьдесят! Не перебивай, сюжет только закручивается!


Молодожены купили дом у вдовы культового издательского магната. Такого не увидеть ни на Рублевке, ни на русских виллах в Тоскане. Вестибюль в три света, по стенам – гобелены XVIII века. В гостиной картины, картины, Гейнсборо, Моне, Макс Либерман. И куча прочего антиквариата, плюнуть негде.


Перейти на страницу:

Похожие книги

Последний
Последний

Молодая студентка Ривер Уиллоу приезжает на Рождество повидаться с семьей в родной город Лоренс, штат Канзас. По дороге к дому она оказывается свидетельницей аварии: незнакомого ей мужчину сбивает автомобиль, едва не задев при этом ее саму. Оправившись от испуга, девушка подоспевает к пострадавшему в надежде помочь ему дождаться скорой помощи. В суматохе Ривер не успевает понять, что произошло, однако после этой встрече на ее руке остается странный след: два прокола, напоминающие змеиный укус. В попытке разобраться в происходящем Ривер обращается к своему давнему школьному другу и постепенно понимает, что волею случая оказывается втянута в давнее противостояние, длящееся уже более сотни лет…

Алексей Кумелев , Алла Гореликова , Игорь Байкалов , Катя Дорохова , Эрика Стим

Фантастика / Современная русская и зарубежная проза / Постапокалипсис / Социально-психологическая фантастика / Разное
Дети мои
Дети мои

"Дети мои" – новый роман Гузель Яхиной, самой яркой дебютантки в истории российской литературы новейшего времени, лауреата премий "Большая книга" и "Ясная Поляна" за бестселлер "Зулейха открывает глаза".Поволжье, 1920–1930-е годы. Якоб Бах – российский немец, учитель в колонии Гнаденталь. Он давно отвернулся от мира, растит единственную дочь Анче на уединенном хуторе и пишет волшебные сказки, которые чудесным и трагическим образом воплощаются в реальность."В первом романе, стремительно прославившемся и через год после дебюта жившем уже в тридцати переводах и на верху мировых литературных премий, Гузель Яхина швырнула нас в Сибирь и при этом показала татарщину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. А теперь она погружает читателя в холодную волжскую воду, в волглый мох и торф, в зыбь и слизь, в Этель−Булгу−Су, и ее «мысль народная», как Волга, глубока, и она прощупывает неметчину в себе, и в России, и, можно сказать, во всех нас. В сюжете вообще-то на первом плане любовь, смерть, и история, и политика, и война, и творчество…" Елена Костюкович

Гузель Шамилевна Яхина

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее