Полутона

– Вот так, – говорит моя бабушка. Я поднимаю глаза и вижу, что Элис меня изучает. – Фредерик мой единственный ребенок, – говорит она. – И я не надеялась, что у меня будет внучка. – Ее глаза начинают краснеть. Элис всхлипывает. Затем она насыпает другую белую субстанцию из пакета в миску. Разрыхлитель и соль, по всей видимости.

Я достаю вилку из ящика и перемешиваю ингредиенты.

– Я очень зла на твоего отца. Не могу даже сказать «твой отец» без того, чтобы у меня не поднималось давление. Сама мысль о том, что у меня была внучка… – Она кладет руку на грудь. – Прости, Рейчел. Все не должно было быть так.

«Очевидно, должно было», – я оставляю эту мысль при себе.

– Включить духовку?

– Отличная идея.

Я выставляю 375 на панели и понимаю, что нужно нажать кнопку ввода, чтобы духовка начала нагреваться. Духовка Фредерика примерно на двадцать пять лет новее, чем моя старая в доме в Орландо.

– Давай поправим подставку… – Элис открывает духовку. – Боже мой! – Она достает картонную коробку. На ней написано: «Кухонные аксессуары».

– Ох, – восклицаю я. Хорошо, что Элис нашла коробку. – Я чуть не устроила пожар.

Элис откладывает коробку на столешницу. Затем обхватывает руками голову и смеется.

– Он никогда не пользовался духовкой. – Она смотрит на потолок, словно обращается к нему наверху: – Ты такой ребенок, Фредерик. – Снова смеется, и слезы выступают у нее на глазах.

Конечно, миксера нет.

– Придется нам смешивать все вилкой, – объявляет Элис. – Нужно будет приложить немного усилий.

– Я знаю одну уловку, – предлагаю я.

Элис ждет со слезами на глазах.

– Если сначала растопить масло, оно легко смешается. Но тогда придется делать батончики, потому что все растекается.

Элис протягивает мне масло.

– Доверяюсь тебе.

* * *

Печенье с краев противня хрустит, а кусочки из центра тягучие.

– У нас есть слабой, средней и сильной прожарки, – говорю я, выбирая мягкую и кусая. – Вкусные.

Элис улыбается.

– Ура! – Она стучит своим печеньем о мое. – Ты такая худая.

– Я не всегда голодна, – признаюсь я. Я на диете «потеряй свою маму» уже больше месяца, и это наверняка заметно.

– Фредерик, боюсь, нерегулярно ест.

– Вообще-то он ест достаточно, – говорю я, защищая его.

Элис качает головой.

– Мы не можем говорить о нем, иначе я не выдержу. – Она снова кусает печенье, затем ее лицо мрачнеет. – Мне так жаль твою маму, дорогая. Даже не могу представить.

Наступает момент тишины, пока я жую.

– Рейчел? – Голос Фредерика доносится с лестницы.

Я вижу, как выражение лица Элис меняется.

– Вкусно пахнет. – Он подходит к двери и останавливается. – Мама.

Элис поджимает губы, но затем у нее на глазах выступают слезы.

– Я так злюсь на тебя, Фредерик.

Он прислоняется к дверному косяку.

– Знаю, – выглядит, словно его побили. Но даже пока он стоит там, в мятой футболке, с несколькими седыми волосками, поблескивающими в желтом свете кухни, он выглядит красивым для меня. Я до сих пор каждый раз этому удивляюсь, когда он появляется.

– Фредерик, – говорит Элис сквозь слезы. – Это не только твоя жизнь! Как ты мог?

Я затаиваю дыхание, потому что Элис только что задала вопрос, который боялась задать я.

Но это не имеет значения, потому что Элис не получает ответа.

– Где папа? – спрашивает он.

– Я оставила его в Канзасе. Восторгающегося матчем «Роялс» перед телевизором.

* * *

Бабушка Элис спит в комнате Фредерика, выгнав его на диван.

– Я буду спать внизу, – предложила я.

– О нет, не будешь, – ответила Элис.

Фредерик даже не пытался возражать. Он вообще оставил нас одних. Когда я просыпаюсь следующим утром, его нет дома. Мы с Элис отправляемся на поздний завтрак на Манхэттен-Бич. Затем заходим во все магазины.

– О, вот! Вот что нам нужно! – Элис открывает дверь маникюрного салона.

– Маникюр, педикюр? – спрашивает женщина внутри.

– Оба, пожалуйста.

Вскоре мы сидим бок о бок в педикюрных креслах, наши ноги в теплой мыльной воде. До этого момента я всегда считала, что платить кому-то за то, чтобы тебе красили ногти, – пустая трата денег. Но когда специалист массажирует мои ступни своими профессиональными руками, я понимаю, почему люди за это платят.

– Мне всегда легче думается, когда мои ноги в тазике с водой, – вздыхает Элис.

– Это приятно, – соглашаюсь я. Мастер касается моих ног, и я понимаю, что это подсказка, чтобы вытащить их из воды. Женщина кладет мои ступни на край тазика и начинает полировать мне ногти.

– Рейчел, ты хочешь рассказать мне о своей матери? Только если считаешь, что готова.

Я набираю в легкие воздух и выдыхаю.

– Ну, она была из Клэйборна. Но мы переехали в Орландо, когда мне было два. Она работала медсестрой в больнице. В педиатрическом отделен… – Я вижу, как у Элис глаза расширяются.

– Медсестра в педиатрии. – Она качает головой. – Это тяжелая работа. Должно быть, она была замечательным человеком.

Меня радует, что Элис хорошо отзывается о моей маме.

– Она любила работу бо́льшую часть времени. Говорила, что ей никогда не приходится задаваться вопросом, делает ли ее работа мир лучше.

Бабушка Элис кладет свою руку на мою.