Полузабытая легенда (СИ)

Детство мое прошло в предместье столицы. Небольшой домик нашей семьи стоял на чистой узкой улочке среди таких небольших нарядных домиков, крытых черепицей веселого красного цвета. Люди там жили небогатые, зато веселые и трудолюбивые. Судя по обрывочным детским воспоминаниям, можно было бы утверждать, что родилась я совсем в ином, куда более богатом доме. Да и скандалы, время от времени вспыхивающие между родителями, только подтверждали эти догадки. Мать иной раз упрекала отца в том, что он умудрился пустить по ветру почти все состояние, доставшееся ему от деда. Позднее, когда я немного повзрослела, наряжая меня в миленькие платьица, отделанные узенькими полосками кружева или же атласными лентами, несчастная женщина сокрушалась, что не может позволить себе купить для дочурки такие же наряды, в которых некогда красовалась сама. Я по малолетству своему не понимала ее слез и вздохов. Светлые платьица, надеваемые по праздникам, накладывали на меня немалые ограничения: в них нельзя было прыгать, бегать, играть в прятки с соседскими детьми. Кстати сказать, дружба наша матерью не одобрялась и не поощрялась. Неоднократно слышала я от нее, что мне негоже водиться со своими приятелями, поскольку они не принадлежат к нашему кругу. И при этих словах представлялся мне четко очерченный жирной меловой чертой круг, в котором бедная моя родительница находилась в одиночестве, поскольку у нее самой никаких друзей и вовсе не было. С соседями нашими она разговаривала неизменно вежливо, но и от слов ее, и от самого выражения лица так и веяло прохладой. Отец приходил домой поздно, а в выходные норовил улизнуть куда-нибудь под любым предлогом. В отличии от своей супруги, он обзавелся приятелями, как я впоследствии узнала, жалевшими его и из-за сварливой жены, и из-за неудач, некогда преследовавших его в азартных играх. Огромное состояние, доставшееся молодому тогда мужчине после смерти родителей, почти полностью пошло на уплату долгов. На оставшуюся скудную сумму моя семья купила тот самый домик, в котором прошло мое детство, и кое-как пыталась свести концы с концами. Соседи наши, впрочем, почитали нас за богачей, ведь у мамы оставались ее чудесные наряды и некоторые милые сердцу вещицы, перевезенные из старого дома — их мать любила слегка поглаживать, проходя мимо, и взгляд ее в такие моменты затуманивался. Помимо того, мои родители наняли прислугу. И пусть мама причитала, что иметь всего одну служанку — невыносимый позор, прочим соседям такое казалось роскошью и излишеством, ведь только лишь мой отец ходил на службу, а жена его целыми днями находилась дома и, по мнению прочих обитателей нашего квартала, вполне могла бы заниматься домашними делами и сама. Но мнение соседей маму нисколько не трогало. Прежние ее приятельницы, видимо, не захотели знаться с ней, когда она обеднела, а возможно, что и сама она разорвала с ними всяческие отношения, стыдясь своих новых жилищных условий. Новых же друзей, как я уже упоминала, она заводить не пожелала.

Меня она обучала всему тому, чему некогда учили ее саму и что требовалось знать девушке из дворянской семьи. Мои друзья посмеивались из-за этого надо мной, но совсем беззлобно. И все же я ощущала не благодарность за даруемые мне знания, а досаду.

Первый проблеск дара проявился, когда я была совсем еще ребенком, причем я тогда даже не смогла осознать случившегося. Просто внезапно почувствовала настоятельную потребность встать с лавочки под старым деревом, где столь любила учить заданные мамой уроки. Немного посопротивлявшись неприятным ощущениям, я все-таки поднялась и отошла на пару шагов — и тот час же на лавочку с неприятным треском рухнула внезапно обломившаяся толстая ветка. Но в ту пору я была еще слишком мала, чтобы придать этому случаю какое-либо значение.

…Я настолько погрузилась в воспоминания, что не смогла сразу уловить тревожное настроение своих спутников. В реальность меня вернул резкий выкрик Диего:

— Келебран!

Светловолосый красавец приподнялся в стременах и, как мне показалось, принюхивался к дующему нам в спины ветру. Происходило что-то неладное. Сердце сжала смутная тревога, а кулон, подаренный дядюшкой Равелем, нагрелся так сильно, что, казалось, обжигал нежную кожу груди.

Наконец Келебран опустился в седло и тут же пришпорил своего коня.

— Быстрее! — донесся до меня его возглас, уносимый ветром в противоположном направлении — блондин ехал впереди меня.

Без долгих рассуждений мы с дел Арьянте тоже заставили своих лошадей перейти в галоп. Широкая дорога уже миновала укутанные искрящимся на солнце снегом поля и теперь шла через густой лес.

— Мы могли бы свернуть, — закричал Диего, догоняя товарища, — и укрыться в лесу.

— И нас быстро нашли бы по свежим следам на снегу, — в голосе Келебрана явственно ощущалась насмешка.