– Сэр, я с вами не согласен, – храбро заявил Саймон. – По-моему, Смит очень точно выразил свою мысль. Он сообщает пасынку, что тайну не выдаст, хотя непосвященные видят в его словах лишь признание в убийстве Трелиз – такой вывод вы и сделали. Нельзя утверждать, что житель муниципального района не способен выдать фразу «с двойным дном».
– Но ведь Смиту известно, что Сид добровольно признался и больше не желает скрывать правду. Разве это не повод призадуматься? – спросил Комботекра. – Я слышал, как он говорит о Сиде, единственный из присутствующих здесь слышал. – Комботекра смущенно оглядел коллег. – То есть лично, из первых рук. Эйден для него – свет в окошке. Ясно, Сид не желает иметь с отчимом ничего общего, но Смит живет надеждой на примирение. Саймон прав, Смит отнюдь не глуп и понимает: после стольких лет Эйден признался, потому что захотел. Так зачем хранить ставшую ненужной тайну?
– Без малого тридцать лет, проведенных в вонючих тюрьмах, Смит считал, что защищает Сида, – проговорил Саймон с фальшивым терпением, хотя понимал: коллеги видят его насквозь. – Ладно, допустим, элемент корысти тоже присутствовал: признаваться, что сожительствовал с юным пасынком, ой как не хотелось. Но о чем думал Смит все эти годы в камере? Наверняка сочинил совсем другую историю, в которой представал самоотверженным героем. Брат и сестра Эйдена говорили, как он любил их младшего братишку – души в нем не чаял!
– Именно так они мне сказали, – кивнул Комботекра, – и Кэрри Гатти тоже.
– Гатти – гнусный лжец! – прошипела Чарли, и Саймон прикрыл рот рукой, чтобы спрятать ухмылку. Чарли буквально взбесилась, выяснив, что, по словам Гатти, досье на Сида и Басси он передал ей добровольно. Гатти категорически опроверг и другое ее заявление: мол, сержант Зэйлер не права, на момент встречи в пабе «Лебедь» он знал, что Марта Вайерс официально сменила имя на Мэри Трелиз. Очевидно, терять лицо Гатти хотелось не больше, чем Лену Смиту.
– Допустим, Смит скажет правду и вместо него посадят Эйдена, к чему это приведет? – спросил Саймон и взглянул на Комботекру. – Сэм, у тебя дети, ты запрещаешь им делать то, что они обожают, лишь потому, что знаешь, как лучше, а они нет?
– Или Смит хочет считаться убийцей Мэри Трелиз, – предположила Чарли. – Он задушил подружку, когда та лапала его малолетнего пасынка! Такой вариант делает его героем и в собственных глазах, и в глазах тех, кто его окружает с начала восьмидесятых. Чем угодно ручаюсь: Смит действительно насиловал Эйдена. Вероятно, не мог устоять перед соблазном, а потом ненавидел себя, особенно если по-настоящему любил Эйдена. А если твердить миру и в первую очередь себе, что насильница – Мэри Трелиз, тогда он почти безгрешен, верно?
– Вот именно! – воскликнул Саймон. – Взгляните на эту историю иначе: Смит годами насиловал пасынка, потому что после смерти жены впал в черное отчаяние. Потом завел новую подружку, Мэри Трелиз, билетершу из кинотеатра, так плотно сидевшую на спиртном и героине, что двоих ее детей отдали под опеку государства. Смит привел ее в дом, в свою спальню, но и Эйдена не отпустил. Третьим в свою кровать уложил...
– Живого человека, ребенка игрушкой сделал! – подсказала Чарли.
– Игрушкой или нет, но отпускать мальчика Смит не собирался. Возможно, с появлением Трелиз сексуальное насилие прекратилось, но бедняга Эйден еженощно видел, как они развлекаются. – Саймон знал: Чарли провоцирует его, развивая сексуальную тему, и чувствовал себя ужасно, этакой бактерией под микроскопом.
– Вы же читали показания брата и сестры Сида, – куда миролюбивее начала Чарли, и Саймон понял, что едва не сорвался на крик. – Эйден выскальзывал на лестницу, чтобы избавиться от мучителей, но отчим голым выходил из спальни и тащил его обратно. В общем, Смит ввел правило: место Эйдена в постели. Брат и сестра Сида видели такое не раз.
– Смит утверждает, что не мог заснуть без Эйдена, – заглянув в блокнот, криво усмехнулся Комботекра. – Его якобы мучил панический страх, вероятно не исчезнувший даже с появлением Трелиз.
– Жаль, не получится брата и сестру Сида за решетку усадить! – посетовал Пруст. – Хотя бы за то, что жертвами себя выставляют. Когда в доме появилась Мэри Трелиз, оба были почти совершеннолетними и практически уже вещи собирали. Могли ведь в полицию заявить? Запросто! Нет, им было проще заглядывать на чай с кексом, горестно вздыхать и идти своей дорогой.
– Думаю, чай с кексом в том доме заменяли дешевый сидр и героин, – заметила Чарли.