– Насколько я разобрала, а я изучила немало литературы, мутаций у этого синдрома нет. О других расстройствах, при которых больные приписывают себе убийства живых и здравствующих людей, я не слышала и от психологического объяснения давно отказалась. Эйден вряд ли совершил тяжкое преступление, просто... боюсь, случится что-то ужасное! – выдаю я неожиданно для себя самой. – Я очень боюсь, а чего – не знаю сама.
Шарлотта Зэйлер смотрит на меня долго и пристально.
– А подробности того, что совершил, – или думает, что совершил, – Эйден не сообщил? Где, когда и почему он убил Мэри Трелиз?
– Все, что знаю, я уже изложила. Эйден сказал, что убил ее много лет назад.
– Сколько именно лет назад?
– Он не уточнил.
– А где и когда?
– Тоже не сказал.
– В каких они были отношениях? Где и при каких обстоятельствах встретились?
– Сколько раз повторять, я не знаю!
– Мне показалось, Эйден хотел вам довериться. Может, хотел, да передумал? Как он на расспросы отреагировал?
– Я его не расспрашивала.
– Не расспрашивали? Почему?
– Ну... один вопрос я все-таки задала – спросила, было ли убийство случайным. Эйден взглянул так, словно я нож ему в спину вонзила! Мы заранее договорились: никаких вопросов. Он слово сдержал, а я нет.
– Ясное дело, – кивает сержант Зэйлер, – вы не поверили, что он способен умышленно кому-то навредить. И что он сказал?
– Ничего. Только смерил меня выразительным взглядом.
– И вы больше ни о чем не спросили?
– Нет.
– Извините, но это абсолютно нелогично. В такой ситуации любой бы пристал с расспросами. Как же вы удержались?
– Так вы поможете мне или нет? – собрав остаток сил, спрашиваю я.
– Как помочь, если вы утаиваете больше половины важной, с вашей точки зрения, информации, – при условии, что вообще все не сочинили? Для человека, которому нужна помощь, тактика престранная. Эйден признался в убийстве тринадцатого декабря прошлого года. Почему же вы прождали два с половиной месяца, прежде чем обратиться за помощью?
– Надеялась сама разобраться, – бормочу я, понимая, как неубедительно звучит правда.
– Мне во всем мерещатся махинации, такой уж у меня пунктик, – сокрушенно говорит Шарлотта. – В этом случае пока не понятно, кого избрали на роль жертвы – вас или меня. Создается впечатление, что все это чистой воды хохма.
Я холодею. Пытаюсь представить себе большую красную кнопку. Сейчас нажму на нее – и черные мысли исчезнут. Нажимаю, давлю, но не помогает. Автор книги, в которой я прочла этот совет, – самый настоящий лгун.
Заговоры и махинации – именно их я боюсь больше всего. Похоже, я сильно ошибалась и мой кошмар начался не с памятной поездки в Лондон, а куда раньше. Список возможных отправных точек бесконечен: встреча с Мэри Трелиз, знакомство с Ним и Ею, появление на свет в ипостаси дочери Годфри и Инге Басси.
Сержант примирительно поднимает руки:
– Не волнуйтесь, если преступление действительно совершено, я приложу все силы, чтобы в нем разобраться!
Но ее слова не утешают. Эйден и Мэри Трелиз сговорились против меня. Если это правда, подробности мне не нужны. Я... я их не вынесу! С ней он был, когда не ночевал дома?
Я встаю и снова морщусь от боли в ноге.
– Напрасно я сюда пришла... Извините меня!
– Все в порядке, Рут. Прошу вас, присядьте! Чтобы помочь вам, мне нужно письменное заявление.
– Нет! Ничего писать не буду! Я передумала.
– Рут, пожалуйста, успокойтесь.
– Я знаю законы! Свидетельские показания вы из меня не вырвете! Никакого преступления я не совершила, поэтому арестовать меня вы не имеете права, и мне можно уйти.
Я распахиваю дверь и шагаю по коридору, но быстро не получается, и сержант Зэйлер тут же меня нагоняет. Она идет рядом и молчит, пока мы не выбираемся на крыльцо, где ветер встречает ледяной пощечиной. Шарлотта смотрит на свои длинные ногти и насвистывает, словно оказалась в моей компании по чистой случайности.
– Знаете, Рут, какой завтра день? – как ни в чем не бывало спрашивает она.
– Нет.
– День моей помолвки. По этому случаю устраиваю небольшую вечеринку. Вы... вы же не выскочите из торта с криками «Сюрприз! Сюрприз!»? Надеюсь, ваша проблема с моей помолвкой не связана? А если все-таки связана, надеюсь, не по инициативе некоего Колина Селлерса?
Я резко поворачиваюсь к ней:
– Не понимаю, о чем речь. Пожалуйста, забудьте все, что я наговорила!
Я бросаюсь бежать. К счастью, Шарлотта меня не преследует, лишь кричит вслед, что мы обязательно увидимся. Захлопнув дверцу машины, я продолжаю чувствовать, как ее глаза буравят затылок.
Шарлотта знает, где я живу, и в покое не оставит, но это потом. Только бы отделаться от нее сейчас, и все образуется.
Завожу мотор, блокирую дверцы и так быстро даю задний ход, что шины скрипят. Вскоре я уже на трассе и Шарлотту больше не вижу. Слава богу!
Почему я дрожу от холода? Потому что забыла куртку. Куртка осталась в кабинете на спинке стула. В правом кармане лежит мятая вырезка со статьей о Шарлотте Зэйлер.
2
1/03/2008