Следующие два дня погода была холодной и пасмурной, море неспокойным. Сейчас я предпочел бы первый класс. Не потому, что мои попутчики были приятны не во всех отношениях, как обещали мне жители Порт-Саида, а потому, что их было так много. Просто негде присесть. Кают-компания и курительная были удобны, чисты, хорошо проветривались, были красиво отделаны и все такое, но всегда забиты до отказа. На палубах не было шезлонгов, кроме тех, которыми пассажиры обеспечили себя сами; три или четыре общих лавки были неизменно заняты мамашами, вытворявшими ужасающие вещи над своими малютками, вооружившись баночками вазелина. Было невозможно даже более-менее спокойно погулять, так узка и многолюдна была единственная прогулочная палуба. Дети были повсюду. В Индии как раз начинался жаркий сезон, и жены офицеров в массовом порядке везли их обратно в Англию; в лучшем случае они лежали в колясках и плакали; в худшем — валились на палубе, страдая от тошноты; их же можно было видеть в столовой во время завтрака или ланча, где матери уговаривали их поесть. И каждый день наступал ужасный час примерно около шести вечера, когда оркестр спускался из первого класса, чтобы сыграть нам в салоне что-нибудь из Гилберта и Салливана; их приход точно совпадал с купанием старших детей внизу; сочетание мыла и соленой воды — самое отвратительное, что есть в морском путешествии, и здоровая часть отпрысков сагибов и мем-саиб протестующе вопила, а стальные балки и деревянные перегородки вторили им эхом и звоном. И для человека, ценящего тишину, не было места ни наверху, ни внизу.
Остальные пассажиры были либо военнослужащие в отпуске, либо их жены, к которым примешались несколько слуг пассажиров первого класса, пара-тройка священников и монахинь. Слуги во все время плавания ходили в аккуратной синей форме, но военные привлекали внимание занятным снобизмом. Весь день, хотя и чисто выбритые и тщательно причесанные, они демонстрировали чрезвычайную свободу в одежде, будучи в защитного цвета шортах, распахнутых теннисках и выцветших крикетных блейзерах. Однако к обеду все они выходили в смокингах и накрахмаленных рубашках. Один из них сказал, что он потому плывет вторым классом, что тут не нужно беспокоиться о том, как ты одет, но все же должен согласиться, что необходимо знать меру. По другую сторону барьера мы видели пассажиров первого класса, одетых очень элегантно: в белых фланелевых костюмах и коричневых с белым туфлях. Был среди них молодой человек, давший мне понять, что он торопится на родину, чтобы в интересах консерваторов побороться за место в парламенте на всеобщих выборах. Он постоянно заглядывал на нашу территорию, чтобы выпить со мной коктейль и рассказать о прелестных девушках в первом классе, с коими он танцевал и играл в койтс[51]
. Я немало потратился на его коктейли. Он часто и настойчиво звал меня прийти к нему, познакомиться со всеми теми прелестными девушками и выпить с ним коктейль. «Дружище, — обычно говорил он, — никто не посмеет слова сказать, пока ты соНа третий день перед самым ланчем впереди показалась Мальта. Высадка, однако, задержалась, поскольку у одного из пассажиров обнаружилась ветрянка. Сошел лишь один пассажир. Нам пришлось показаться врачу в салоне первого класса. У врача возникла неразрешимая проблема с произношением моего имени. Он захотел узнать адрес, куда я направлюсь на Мальте. Я сказал, что еще не сделал выбор между двумя отелями. Он попросил сделать выбор немедленно, поскольку ему нужно заполнить форму.
Я ответил, что не могу, не увидевшись прежде с управляющими.
— Оба отеля хорошие, какое это имеет значение?
— Я не хочу платить за проживание, — возразил я.
Увидев во мне определенно очень подозрительного типа, он сказал, что под страхом тюремного заключения я должен буду каждый день моего пребывания в Валлетте отмечаться в министерстве здравоохранения. Если я не явлюсь, полиция найдет и приведет меня. Я уверил его, что буду являться, и он выдал мне карантинную справку. Я потерял ее в тот же вечер и ни разу близко не подходил к министерству здравоохранения, благополучно забыв о своем обещании.