Полвека без Ивлина Во

— Родители больше не заинтересованы в том, чтоб дать детям «истинное образование». Они хотят, чтобы мальчики, когда подрастут, получили какую-нибудь работу в нашем современном мире. Вряд ли вы можете осуждать их за это.

— Отнюдь, — сказал Скотт-Кинг. — Могу и буду[227].

Позже он добавляет:

Мне кажется, было бы воистину грешно хоть как-нибудь приспосабливать мальчиков для этого нового мира.

— Близорукая точка зрения, Скотт-Кинг.

— Вот здесь, господин директор, при всем моем уважении к вам, я с вами решительно не согласен. По-моему, это самая дальновидная точка зрения из всех, что предоставлены нашему выбору.

Заметим, что последнее утверждение весьма серьезно. Книга небольшая, не больше рассказа, и написана очень живо, но в ней есть определенный политический смысл. Нас подводят к мысли о том, что современный мир настолько безумен, что готов разнести себя на части в скором будущем, и пытаться понять его или договориться с ним бессмысленно. Это может привести лишь к собственному разложению. В надвигающемся на нас хаосе несколько моральных принципов, которых мы можем придерживаться, и несколько од Горация или хоров из Еврипида принесут больше пользы, чем так называемое «просвещение».

Можно обсуждать эту точку зрения, и все же следует отнестись с осторожностью к заявлениям о том, что невежество может быть преимуществом. В последние полвека твердолобая европейская косность, которую олицетворяет Скотт-Кинг, создала ту самую обстановку, которую высмеивает Ивлин Во. Революции происходят не в либеральных, а в тоталитарных странах, и то, что Ивлин Во этого не видит, не только сужает его политический кругозор, но и лишает рассказ смысла.

Автор, или его герой, считает, что если консерватору — то есть человеку, который не верит в прогресс и не видит разницы между двумя версиями прогресса, неинтересны оппоненты, это свидетельствует о поверхности его взглядов. Скажем, было ошибкой представлять Нейтралию как диктатуру правых, наделив ее всеми пороками левых диктатур. «Между коммунизмом и фашизмом разница невелика», — хочет сказать Во, и все-таки это две разные догмы, хотя между ними действительно много общего. Нужно слишком многим пренебречь, чтобы не замечать эту разницу.

Портреты коррумпированных чиновников были бы более яркими, если бы автор не относился с таким презрением к государству, которое зовется «народной демократией», и попытался понять, как оно устроено.

Книга легко читается, но ей недостает сильных чувств, необходимых для политической сатиры. Можно принять взгляды Скотт-Кинга на современный мир, даже согласиться с ним в том, что классическое образование — лучшее лекарство от безумия, и все же нам кажется, что в борьбе с современным миром он достиг бы большего, если бы иногда отрывался от чтения дешевых антимарксистских брошюр.

New York Times Book Review, 1949, February 20, p. 1, 25

Десмонд Маккарти [228] Сатира Ивлина Во. Рецензия на повесть «Незабвенная»

The Loved One. — L.: Chapman & Hall, 1948

Повесть «Незабвенная», изданная совсем недавно, уже получила широкую известность. Номер «Хорайзэн»[229], в котором она впервые была напечатана несколько месяцев тому назад, вскоре раскупили: экземпляры журнала быстро переходили из рук в руки. «Что вы о ней думаете? Потрясающе, не правда ли? Чертовски забавно, верно? Вам она понравилась? Что вам не понравилось?» — таковы вопросы, которые задавали друг другу счастливые обладатели этого номера «Хорайзэн».

В издательской рекламе на обложке книги «Незабвенную» сравнивают с «кошмарным сновидением», но, на мой взгляд, в описанных событиях нет ничего нереального и кошмарного. Напротив, о них рассказывается в бесстрастно объективной манере. Именно это и обуславливает силу воздействия повести — то, с какой убедительностью она разоблачает тупую бесчувственность, извлекающую прибыль из соболезнований родственникам умерших. В книге беспощадно развенчивается глуповатый оптимизм современной цивилизации, в которой религиозные символы по-прежнему прекрасны, хотя уже ничего не значат, в которой как нечто само собой разумеющееся принимают утешения религии, не веря при этом в Бога, а нас настойчиво уверяют, будто в людских бедах нет ничего трагического.