Полвека на флоте (со страницами)

свистки, когда милиционеры или военные патрули замечали где-нибудь светящуюся щель.

Наши корабли включались в общий план обороны города. Почти совсем стемнело, когда в небо поднялось несколько аэростатов заграждения. Маловато, думалось мне. Я вспомнил целый лес аэростатов, маячивших в небе над Ленинградом. На реке тишина, притаились наши кораблики, орудия смотрят в небо.

С берегового поста донесся сигнал воздушной тревоги. Летят! Через несколько минут мы с мостика БМК услышали нарастающий гул авиационных моторов и резкий лай зениток. Разом вспыхнули прожекторы, лучи, как шпаги, то скрещивались, то расходились в стороны. Разрывы снарядов уже над головой, но самолетов не видно. По шуму можно было определить, что идут они волнами. Сообщили, что и наши истребители в воздухе. Но их тоже не видно и разобрать что-нибудь в темноте просто невозможно, видны только голубые полосы прожекторов. Я глянул в сторону моста. Он исчез в пелене дымовых завес, поставленных кораблями. Николай Петрович Зарембо тихо проговорил:

— Хорошо, что нет сильного ветра, завесы стоят неподвижно. А Земляниченко молодец — плотный дым поставил.

Вокруг катера слышалось бульканье — это падали осколки зенитных снарядов.

— Товарищ командующий, вы нарушаете форму одежды, — осторожно заметил командир катера.

Мы с Зарембо послушно надели стальные каски.

Стреляли все корабли. Палил и наш БМК-1. Матросы уверяли, что они хорошо видят самолеты в точках скрещенных лучей. Мы же с мостика ничего разглядеть не могли, пока над городом, как люстры, не повисли осветительные бомбы — их сбросили фашистские самолеты, которые все же прорвались сквозь огневую завесу. Зенитки бьют и по «люстрам». Но попасть в них не просто, и они долго горят, медленно снижаясь. Немцы сбрасывают бомбы. Моста они не видят, бомбы падают на восточный берег реки, на город Энгельс. Там возникают пожары. К сожалению, фашисты прорвались и к крекинг-заводу. Грохочет оглушительный взрыв, ночь озаряется ярким, слепящим светом. Это взорвалось почти пустое хранилище бензина. В городе тоже возникло несколько

[252]

очагов пожара, но их быстро погасили. Очень скоро все стало стихать, умолкали зенитки на берегу и на кораблях.

Самое главное для нас — мост. Как он? Целехонек! Гаснут прожекторы, но отбоя тревоги все нет. Сколько же было самолетов? Установить ночью это всегда очень трудно. Уверяли, что их было около сотни, но мне думается, меньше.

Утром мы обошли корабли. Почти каждый командир уверял, что его матросы сбили самолет. А на берегу дымились обломки всего двух «юнкерсов». Жаль, что не больше! А кто именно сбил, чья пушка — не так уж и важно. Важно, что стреляли все, стреляли хорошо, ибо к городу прорвалось всего лишь семь-восемь самолетов. Остальные сбросили свой груз далеко от цели.

В обкоме партии, куда мы зашли перед отходом из Саратова, нас благодарили за надежную оборону моста. Дивизион дымзавесчиков оставляем в Саратове. Он там стоял долго, но фашисты больше не появлялись. Видимо, свою авиацию они сосредоточивали на Курской дуге, где назревали основные события.

А караваны с нефтепродуктами для нашей армии все шли и шли. Врагу было не остановить этот бесконечный поток.

В конце июня фашисты вновь начали забрасывать Волгу минами и бомбить порты и караваны. Мы пополнили средствами ПВО бригады Сергеева и Цибульского. И все же плавание становилось все сложнее и опаснее. Дело в том, что наступала межень — летний спад воды. Изыскивать обходные фарватеры в реке стало труднее. Увеличивалась скорость течения. Так что и июньский план нефтеперевозок мы не смогли выполнить. Утешало нас лишь то, что все семьсот тысяч с лишним тонн нефтепродуктов, погруженных в Астрахани, были без потерь доставлены к месту назначения.

В июле у нас прибавилось тральщиков, усилилось траление. Открывались основные меженные фарватеры, что сокращало путь кораблям. Мы напрягали все силы, чтобы увеличить перевозки нефти. Приближалось решающее наступление советских войск на фронтах. Москва требовала: больше топлива! Почти всю бригаду канлодок мы использовали в качестве дополнительных буксиров, чтобы ускорить движение караванов.

[253]