Полвека с небом

Вообще говоря, специализация среди летчиков корпуса была развита достаточно широко. Этого требовали интересы дела, да и потерь благодаря ей несли меньше. У каждого из нас что-то получается лучше, а что-то хуже. Летчики, разумеется, не исключение. Тех, кто накопил опыт по уничтожению вражеских бомбардировщиков, обычно назначали в ударные группы. Тут были свои тонкости. Надо знать, с чего и как начать атаку, как избежать огня воздушных стрелков, а при необходимости быстро подавить его. Атаковать, скажем, Ю-87 — это одно, а Ю-88 или «Хейнкель-111» — совсем другое. В каждом случае — свои приемы, свои способы уничтожения противника… Другие летчики отлично владели приемами воздушного боя с «мессершмиттами» и «фокке-вульфами», изучили их тактику, хорошо знали их сильные и слабые стороны, умели не только связать боем вражеские истребители, но и не терять при этом из виду самолеты ударной группы, чтобы, если понадобится, прийти вовремя на помощь. Таких, как правило, включали в группы прикрытия. Были и мастера штурмовки наземных целей, в совершенстве владевшие искусством прицельного бомбометания, умением безошибочно выбрать объект для удара и поразить его точным пушечно-пулеметным огнем. Специалистами по штурмовке у нас считались 812-й истребительный авиаполк Рубахина и 43-й истребительный авиаполк Дорошенкова. Именно им чаще всего поручали наносить внезапные удары по вражеским аэродромам…

Но подобная специализация, конечно, в известной степени была условной. Официально такого разделения не существовало. Считалось, что летчик-истребитель должен уметь все: и поражать наземные цели, и вести бой с любым типом вражеских самолетов, и летать на разведку, и многое другое. Так оно в принципе и было. Специализируясь в ходе боев на чем-то, что у них получалось лучше, летчики при необходимости заменяли друг друга, или, если так можно выразиться, стремились осваивать смежные профессии. Хотя, повторяю, профессия у летчика-истребителя одна: бить врага и в воздухе, и на земле.

Возвращаясь к разговору о свободной охоте, надо сказать, что целью ее могут стать не только самолеты противника. Не менее важно держать врага в постоянном напряжении на его же собственной территории, не давать ему нигде спокойного житья, сеять в тылу противника страх и беспокойство, дезорганизовывать и всячески осложнять его работу.

Чаще всего на свободную охоту я летал парой с Семеном Самойловым. Мы с ним отлично понимали друг друга в воздухе. Не раз случалось, когда мы выслеживали и уничтожали одиночные вражеские самолеты — и истребители, и бомбардировщики, и транспортники. А если выходили на группу, то в бой не ввязывались. Уходили обычно после первых же стремительных, неожиданных для противника, а потому нередко результативных атак. Это, кстати сказать, одно из неписаных правил свободной охоты — внезапно ударить и, не ввязываясь в бой, уйти. Но сейчас я хочу рассказать не о схватках в воздухе, а о той нашей повседневной, будничной боевой работе, из-за которой у немцев порой буквально горела под ногами земля. И хотя мы, летчики, обычно считали удачным только тот вылет, когда удавалось выследить и уничтожить в воздухе вражеский самолет, противник, как выяснилось, придерживался на этот счет иного мнения. По крайней мере, если верить пленным, которых доводилось допрашивать.

Однажды, не помню уж какими судьбами, в руки механика моего самолета попал американский кинофотопулемет. Гладков, понятно, тотчас установил его на моем Як-3 и попросил при случае опробовать заграничную технику. Такой случай скоро представился. Возвращаясь с Самойловым со свободной охоты, я заметил на шоссе мчавшуюся на большой скорости длинную черную легковую автомашину. Спереди и сзади ее сопровождали по четыре мотоциклиста. Видать, какая-то важная птица едет, подумалось мне.

— Атакую! — передал я Самойлову. — Промажу — твоя очередь.

Атаковал со стороны солнца. На пологом пикировании, взяв поправку на скорость автомашины, открываю огонь. Автомобиль швырнуло в кювет, где он тут же взорвался.

— А мне опять делать нечего! — слышу в наушниках шлемофона обиженный голос Сени Самойлова.

— Как это — нечего? А автоматчики?

Мотоциклисты успели залечь по обочинам и лупят оттуда в воздух из автоматов. На втором заходе мы буквально прострочили оба кювета. Особенно постарался Самойлов, даже еще один заход не поленился сделать, чтоб уж наверняка.

В другой раз нам попалась колонна из четырех крытых брезентом грузовиков. Груза сверху, да еще под брезентом, конечно, не разглядишь, но, судя по всему, перевозили боеприпасы. Когда я уже заходил в атаку, Самойлов предложил подождать, чтобы головная машина въехала на мост, переброшенный через какую-то небольшую речку. Все правильно, подумал я. Если ее поджечь на мосту, образуется пробка. Так мы и сделали. Дождались, когда два из четырех грузовиков оказались на мосту, и ударили. В первом грузовике что-то взорвалось, и деревянный мост под ним рухнул. Вторая машина тоже опрокинулась в воду. А две оставшиеся поджег Самойлов.