Полые холмы

— Ты же сказал, что отравы тут быть не может.

— Все равно. Не будем рисковать.

— Ты что же, не доверяешь Моргаузе?

— Моргаузе? — недоуменно переспросил он, словно не понимая, при чем здесь она. — Нет, отчего же. Она все эти годы за мной ходила, даже от венца отказалась, а ведь… Ну да что там. Ее судьба «в дымке», так она говорит, и она готова ждать ее решения. Она изъясняется загадками, как и ты порой, а я загадок не терплю, ты же помнишь. Нет, в своей дочери я не могу усомниться. Но нынешней ночью, изо всех ночей, нам следует быть особенно настороже, а ты изо всех людей, кроме моего сына, мне сейчас особенно необходим. — И он улыбнулся, снова став на мгновение прежним Утером, которого я так хорошо помнил, насмешливым и прямолинейным и чуточку злорадным. — То есть до тех пор, пока он не признан, а после этого мы с тобой друг без друга, я полагаю, обойдемся.

Я усмехнулся.

— Вот я пока и отведаю твоего вина. Не беспокойся, запаха отравы я в нем не чую. И смерть моя еще не подошла.

Я не прибавил: «Потом позволь мне удостовериться, что ты доживешь до завтра и сможешь провозгласить своего сына наследником престола». Непонятная тень, маячившая у меня за спиной, не была моей собственной смертью и Артуровой, я знал, тоже, а вот смертью короля еще могла вопреки моим расчетам оказаться. И потому я набрал в рот вина, подержал на языке и проглотил. Король лежал, откинувшись на подушки, и успокоенно наблюдал за мной. Я сделал еще глоток и, перейдя через комнату, снова уселся у его ложа. И опять потекла наша беседа, теперь непринужденная, ни о чем — о расшитом воспоминаниями прошлом, о будущем в сиянии славы за тенью неведения. Мы неплохо теперь понимали с ним друг друга, Утер и я. Убедившись, что вино безвредно, я налил ему, дал выпить, а затем призвал к нему Ульфина и оставил его во власти сна.

4

Все покуда шло хорошо. Даже если Утер не дожил бы до утра — а ничто в его облике и в моей душе не предвещало для него столь близкой кончины, — все равно обстоятельства складывались благоприятно. Я при поддержке Кадора и клятвенном подтверждении Эктора мог и сам не хуже Утера открыть лордам тайну Артурова рождения, а право, за которым сила, — это уже залог победы. Меч, переданный королем отроку во время битвы, также служил в глазах воинов доказательством того, что он избран в наследники, и они, кто следовал за ним в бою, пойдут за ним и теперь. Не обрадуются концу смутных дней и провозглашению бесспорного престолонаследника разве только одни наши северо-восточные немирные соседи.

Тогда откуда, думал я, идучи длинными коридорами в свои покои, эта тяжесть у меня на сердце? Что это за черная тень, зловещая, как предчувствие смерти? Почему, если кровь моя предсказывает беду, глаза мои ее не видят? Что за призрак, костистый и алчный, затаился и застит сияние прошедшего дня?

Однако уже минуту спустя, когда, кивнув стражнику у входа, я прошел к себе в комнату, край беды приоткрылся моему взору. Через дверь в комнату Артура я увидел его постель: она была пуста.

Поспешными шагами я вернулся в прихожую и, склонившись над спящим слугой, попытался его растолкать. Тут в нос мне ударил знакомый запах: то же снотворное снадобье, что и в вине у короля. Оставив слугу храпеть на подстилке, я выбежал обратно в коридор. Стражник в испуге прижался к стене, как видно устрашившись моего лица.

Но я только тихо спросил:

— Где он?

— Господин, с ним ничего худого не приключилось. Для тревоги нет причины… Мы не нарушили приказ, ему ничего не угрожало. Второй стражник проводил его до самой двери и остался ждать…

— Где он?

— В женских покоях. Когда девушка пришла за ним…

— Девушка?

— Ну да, господин. Она пришла сюда. Мы ее, понятно, остановили, не пропустили внутрь, но тут он сам вышел к двери… — Успокоенный моим молчанием, стражник понемногу разговорился. — Право, господин, ну что тут худого? Это приближенная дама принцессы Моргаузы, темноволосенькая такая, ты небось тоже ее заметил, пышненькая, что твоя малиновка-красногрудка, и с лица хорошенькая, молодому господину по заслугам…

Да, я ее тоже заметил: маленькая и вся округлая, щеки румяные, глаза карие блестят, как у птички. Миловидная смуглянка, совсем молоденькая и свежая, как летний день. Но я прикусил губу.

— Давно?

— Часа два, наверное, будет, — ответил он с ухмылкой. — Времени вдоволь. Какой в том вред, господин? Да и захоти мы, разве бы нам его удержать? Ее мы не пропустили, у нас приказ был, и он это знал. Ну он и говорит, что, мол, пойдет с ней, так разве ж мы можем воспрепятствовать? И потом, такая награда по справедливости венчает день первого боя.