Полый человек

Фуччи кивнул. Берт Каппи и Эрни двигались так быстро, что Джереми не успел среагировать – его схватили за руки, и Берт воткнул шприц для подкожных инъекций в плечо Джереми, прямо через семисотдолларовый пиджак от «Армани».

Глаза

Робби Бустаманте умирает. Глухой, слепой, умственно отсталый ребенок то впадает в кому, то выходит из нее, словно лишенная глаз амфибия перемещается из воды на воздух и обратно, не находя пищи ни в одной среде.

Мальчик так сильно искалечен, что некоторые медсестры ищут предлог, чтобы не входить к нему в палату, а другие, наоборот, стараются проводить там больше времени, ухаживая за умирающим ребенком и стараясь уменьшить его страдания своим невидимым и неслышимым присутствием. В редкие минуты, когда Робби почти приходит в себя и приборы над кроватью регистрируют состояние, отличное от быстрого сна, он стонет, мечется и хватает простыни. Его растопыренные пальцы и лубки на руках царапают постель.

Иногда медсестры собираются вокруг него, вытирают ему лоб и повышают дозу обезболивающего в капельнице, но ни прикосновения, ни лекарства не успокаивают ребенка: он все так же хватает простыни. Как будто что-то ищет.

Он ищет. Робби отчаянно пытается найти плюшевого медведя, единственного друга за все эти годы. Своего тактильного друга. Единственное утешение в вечной ночи, прерываемой лишь вспышками боли.

Когда Бустаманте находится в полубессознательном состоянии, он мечется, хватает одеяло и мокрые простыни в поисках этого медведя. Во сне он плачет, и его тонкий жалобный голос разносится по темным больничным коридорам, словно крик приговоренного к смерти.

Плюшевого медведя больше нет. Перед отъездом мать и «дядя» швырнули его вместе с другими вещами мальчика на заднее сиденье машины, собираясь бросить их в ближайший контейнер для мусора.

В те редкие минуты, когда Робби в сознании, он ворочается, стонет и хватает простыни, пытаясь найти своего медведя, но случается это все реже и реже.

Герион

Посреди ночи они отвезли Бремена в аэропорт Лас-Вегаса. Рядом с темным ангаром их ждал двухмоторный турбовинтовой «Пайпер Чаен», и через тридцать секунд после того, как в него сели пятеро мужчин, он уже вырулил на взлетную полосу. Джереми не смог бы отличить «Пайпер Чаен» от космического челнока, но пилот мог, и Бремен был разочарован, обнаружив, что пилот еще и точно знает, кто эти пятеро пассажиров и зачем они летят в Нью-Джерси.

У всех четырех бандитов было оружие. Берт Каппи держал автоматический пистолет калибра.45 под перекинутой через руку курткой, так что выглядывающий из-под нее глушитель упирался Бремену в ребра. Тот посмотрел достаточно фильмов, чтобы узнать глушитель.

Они взлетели на запад, резко набрали высоту, обогнули горы и взяли курс на восток. В салоне маленького самолета имелось по два кресла по обе стороны прохода позади пилота и пустого кресла второго пилота, а также скамья у задней переборки. Сэл Эмпори и Ванни Фуччи расположились по обе стороны от узкого прохода на первых двух креслах, ближайших к люку, громила по имени Эрни сел напротив Бремена во втором ряду, а Берт Каппи – на скамье прямо позади пленника, положив пистолет на колени.

Самолет летел на восток. Джереми прижался щекой к прохладному плексигласу иллюминатора и закрыл глаза. Мысли пилота были спокойными, четкими и касались только технических вопросов, а сознание четырех бандитов представляло собой кипящий котел мрачной злобы. Берт, двадцатишестилетний убийца и зять Дона Леони, мечтал прикончить Бремена. Он очень на-деялся, что лох попытается что-то предпринять, прежде чем они прибудут на место, и с этим козлом можно будет разделаться еще в пути.

Порывы ветра швыряли маленький самолет из стороны в сторону, и Джереми почувствовал, что его тошнит. Ситуация казалась нелепой – как в комиксах или в кино, – но неизбежность насилия была реальна, как в неминуемой автомобильной аварии. До приступа безумия в Денвере, когда он набросился на педофила, Бремен никогда ни на кого не поднимал руку, даже в гневе, никому не разбивал нос. Для него насилие всегда было последним убежищем интеллектуальной и эмоциональной неполноценности. А теперь, когда он сидел в этой герметичной машине, кресла и двери в которой казались менее прочными, чем в автомобиле, вспоминал покрытое пленкой льда лицо миз Морган и летел на восток навстречу судьбе, жестокие мысли этих жестоких мужчин царапали его сознание, словно наждачная бумага. Забавно, но в их желании убить Джереми не было ничего личного – просто таким способом они разрешали проблему, избавлялись от мелкой потенциальной угрозы. Они убьют человека по имени Джереми Бремен – на самом деле они даже не знали его имени – с той же легкостью, с какой сам он стирает с доски неверное преобразование, чтобы спасти уравнение. Только это доставит им больше удовольствия.