Полынь чужбины

«Келья» оказалась берлогой, забитой хламом. В изголовье раскладного дивана валялась грязная подушка блином, не было ни простыни, ни одеяла. На столике стояла сковорода с объедками яичницы, на бумаге были разбросаны какие-то огрызки и объедки. Повсюду бегали тараканы.

— Как вы можете так жить, Аркадий Николаевич?

— А что?

— У вас не человеческое жилье, а логово.

— Я знаю, я знаю! Но ведь я старый холостяк, нет заботливой женской руки! Вот я вас и пригласил, чтобы узнать, не можете ли вы мне помочь убрать мою комнату и готовить для меня?

— Я вам могу прислать уборщика, чтобы он вычистил вашу комнату, а потом пришлю женщину, которая будет делать для вас покупки и стряпать.

— А сколько она возьмет? Я человек бедный, не могу платить больше чем доллар в час. И так у всех занимаю. И не всегда отдаю.

— За такую плату к вам никто не пойдет. А не хотели бы вы поселиться в старческом доме?

— Ни под каким видом!

Мы распрощались, после чего зашли к клиентам, живущим этажом выше. Они рассказали мне, что в квартире Аркадия Николаевича живут еще два человека, оба они работают и производят самое милое впечатление.

— Этот Дрюков какой-то странный,—говорила одна из жилиц.— Он видел, как я делаю покупки, как-то остановил меня и сказал, что согласен ходить вместо меня на базар, но взамен я должна буду кормить его два раза в день.

— Надеюсь, вы отказались?

— Конечно!

На прошлой неделе мне позвонил один из сожителей Аркадия Николаевича, Иван Соломонович. По его словам, Аркадий Николаевич сильно расхворался, у него полное недержание, и обитатели квартиры убирают за ним уборную и коридор. Запах в квартире ужасный, больной еле держится на ногах, но не хочет ехать в госпиталь.

В тот же день один из сожителей позвонил мне домой:

— Аркадия Дрюкова увезли в госпиталь. Он потерял сознание, и я вызвал машину «скорой помощи».

В госпитале Аркадий Николаевич лежал в общей палате.

— Вот это очень хорошо! Вы поможете мне найти украденные у меня сорок тысяч.

— Кто у вас украл эти деньги?

— Один тип. Он живет вместе со мной на квартире.

— Как же он смог украсть у вас такую крупную сумму?

— А так. Из кармана вытащил.

— Но как вы могли носить в кармане сорок тысяч? Почему вы не положили эти деньги в банк?

Аркадий Николаевич ухмыляется и шевелит пальцами.

— Это вопрос, так сказать, аб-стракт-ный! — отчеканивает он.— И я отказываюсь на него отвечать.

В это время к нам подходит сестра милосердия, гаитянка.

— Пожалуйста, скажите, что я никогда не крала у него 40 тысяч,— говорит она.— При нем не было никаких денег, ни одного гроша!

— Тут их целая банда,—бормочет Аркадий Николаевич.— Но я их выведу на чистую воду! Я донесу на них.

К больному подходят врач и старшая сестра, занавеска задергивается, и я выхожу в коридор. Там меня ждет Сю Бэйкер, работница социальной помощи госпиталя. Она сообщает, что Аркадию Дрюкову нужен будет приют для хронических инвалидов. Пока мы обсуждаем возможности и процедуру устройства, доктор выходит из палаты. Сю и я подходим к постели больного.

— Вот она, вот она, — объявляет больной, выпучив глаза на Сю.— Она и есть главная воровка! Это она сперла у меня сорок тысяч!

— Аркадий Николаевич! В уме ли вы?

— Я-то в уме! А вот вы определенно с ней сговорились и разделили между собой мои деньги. Но не на такого напали! Я напишу донос начальству! Я вас всех заложу. Всем пущу нож в спину! Бандеровцы паршивые.

Приходит второй врач, за ним сестра, которая катит столик с препаратами. Мы опять уходим в коридор.

— Что он вам говорил? — спрашивает Сю.

— Он говорит, будто мы с вами украли у него сорок тысяч и разделили их поровну. Что мы будем делать с нашей добычей, Сю?

— Я сразу же куплю себе меховую шубу у Эмилио Гуччи. Там сейчас распродажа. А вы что сделаете на свою часть?

— Я? Я сниму квартиру в Джаксон Хайтс, между 79-й и 86-й улицей, на 35-й авеню. Это моя мечта!

Слыша, как мы хохочем, дежурные сестры смотрят на нас с недоумением.

— Мы только что украли у одного больного сорок тысяч и решаем, что нам с ними делать,— объявляет Сю старшей сестре.

— Мы работой заняты, а вы несете всякий вздор,—сердится сестра.—Нам не до вас и ваших глупостей!

— Был ли этот невменяемый Аркадий Николаевич Дрю-ков тем полковником-мародером? И знал ли он тогда, мародерствуя, предавая всех и вся, какой его ожидает конец? В конце заметки лишь стояла приписка, сделанная рукой автора дневника: «Трое всегда мертвецы, хоть и живут: завистник; лишенный рассудка; предавший друзей и родину...»

7

В своих дневниковых записях Найдич осуждал грабежи, не умея понять главного: другой его армия не могла быть по самой своей природе. Отсюда — виселицы, мародерство, разложение... Вера и храбрость одиночек не меняли положения. Потому что не было веры, героизма, самоотверженности масс. Это было на нашей стороне. Вчитайтесь в прощальные письма и записки коммунистов — малую толику дошедших до нас из пламени борьбы.