Так закончился первый день Слободкина на новом месте. Спал он в нетопленной конторе, одетый, обутый, не снимая своей «чалмы». Утром только перемотал ее покрепче, подтянул потуже ремень и направился в девятый цех. По дороге Сергей понял, что он не один в таком наряде — то тут, то там попадались ему люди, одетые самым невероятным образом. Многие шли в самодельных тряпичных валенках, на иных были плащи, для тепла подпоясанные шпагатом, кепочки-ветродуйки, на ком-то он увидел даже сандалии. Человек был похож в них на гуся, спотыкавшегося на каждом шагу.
В толпе одетых таким образом людей, обгонявших друг друга, по узкой, проторенной в снегу дорожке Слободкин добрался до корпуса, где находился девятый цех, с нелегким чувством перешагнул порог. Сперва думал, что сорвет с головы дурацкую чалму сразу, как только закроет за собой дверь. На деле вышло по-другому. Холод здесь был почти такой же, как на дворе.
Цех встретил Слободкина шумом и громом. Готовую продукцию тут же упаковывали и готовили к отправке. Шагая вдоль длинных рядов одинаковых по форме, выкрашенных в светло-желтый цвет ящиков, Сергей читал старательно выведенные на них адреса других заводов, находящихся в разных концах страны. Скоро ему стали попадаться ящики с еще не заколоченными крышками, и он увидел квадратные черно-белые корпуса автопилотов.
Работавшие вокруг люди не замечали Слободкина. Он прошел из одного конца цеха в другой раза два, прежде чем его остановил худой, заросший человек:
— Вы от Савватеева?
— Так точно, — по-военному ответил Слободкин.
— Будем знакомы. Я Баденков, начальник девятого. Это хорошо, что вас в мой цех направили. Задыхаюсь без рабочих рук. Вы токарь?
— Учился на токаря.
— Нам люди всех специальностей нужны, — оживился Бабенков. — Девятый — самый главный на заводе. Испытываем автопилоты на точность, на выносливость. И тут же регулируем, устраняем недостатки. После нас уже нет никого. Малейшая наша невнимательность будет стоить человеческих жизней….
Смерив новичка внимательным взглядом, начальник спросил:
— Устроились-то как? Куда вас приткнули?
— В конторе пока. Отоспался после дороги. Устименко мне даже матрац раздобыл.
— Это он вам, наверно, свой отдал. Матрацы здесь на вес золота.
Слободкин рассказал про вчерашнюю баню. Рассказал с шуткой, будто не придал никакого значения истории с шапкой, но Баденков расстроился:
— А вот это уже легкомыслие. Кто-кто, а комендант должен помнить, что меховые вещи в дезкамеру сдавать нельзя. У нас здесь холода знаете какие?
— Знаю уже.
— Нет, еще не знаете. Тут нередко бывает «минус сорок градусов мороза ниже нуля», как говорит Устименко. Он у нас человек обстоятельный, непременно и «минус» да еще и «ниже нуля» добавит, чтоб ошибки не было. Теперь не успокоится, пока шапку вам не раздобудет. И достанет, поверьте моему слову! Из-под земли, но выкопает. Неравнодушен к фронтовикам.
Они шагали по цеху — туда и обратно — вдоль ровных рядов желтых ящиков, которым, казалось, не было конца: место запакованных, которые рабочие куда-то относили на руках, тут же занимали другие.
Баденков показывал Сергею свои владения с гордостью.
— Без нас с вами, Слободкин, все пропеллеры России остановятся, все колеса. Запомните и поймите это хорошенько с самого первого дня. Если этого не уяснишь, не почувствуешь — пропадешь. Или в нетопленном бараке загнешься, или с голодухи на тот свет. Простите за откровенность… Каганов! Каганов! Идите-ка сюда! — прервав разговор со Слободкиным, громко окликнул кого-то Баденков.
К ним подошел бледный, остролицый человек в синем халате.
Каганов оказался мастером цеха, правой рукой начальника.
— Самый первый колдун, — сказал Баденков, — не смотрите, что мальчик еще, это он только прикидывается.
«Мальчику» на вид было лет тридцать. «Интересно, — подумал Слободкин, — кем же они меня считают?»
Каганов подмигнул ему сквозь замасленные очки, перевел разговор на деловую тему:
— Николай Васильевич, я думаю, мы новенького пока за станок поставим. Больше нету сил у меня за каждой мелочью к токарям бегать, уговаривать, уклянчивать.
Тут Слободкин впервые немного струхнул: не осрамится ли? Внешне бодро, но на самом деле с содроганием сердца шел он за Кагановым в дальний и темный конец цеха, где в сыром углу примостилась красная от ржавчины самоточка.
Только было Слободкин, вздохнув, вооружился наждаком и масленой тряпкой, чтобы привести в божеский вид поступившую в его распоряжение технику, как Каганов дал первое и притом совершенно срочное задание:
— Сбегайте скоренько в пятую — там на вибраторе только что шестерни полетели, придется наращивать зубья.