Полынь на снегу (Повести, рассказы)

Они, наверное, поссорились бы, но вдалеке, приглушаемый ветром, послышался звук мотора, — разбрызгивая воду и мокрый снег, от завода мчалась полуторка.

Моторист глянул на Слободкина и летчика и вдруг без всякой связи с предыдущим спросил:

— Жевали чего-нибудь?

Слободкин не то не понял, не то не расслышал. Промолчал и летчик.

— Кусать, говорю, хотите?

— Ага, — честно в один голос признались наконец оба.

Моторист молча вынул из кармана кусок черного сухаря, разломил его на три части.

От сухаря пахло бензином, соляркой и почему-то железом. Но для Слободкина не было сейчас запахов вкуснее и слаще. Он даже зажмурился. Заметив это, моторист проворчал:

— Голодные, как собаки, а еще форс держат.

Из подкатившей полуторки вышел Строганов.

Слободкин, летчик и Сергей Сергеевич переглянулись, но удивления своего не показали. «Да и чего удивляться? — подумал Слободкин. — Дело серьезное, вот парторг и решил сам проконтролировать все до конца. Только бы про речь разговора опять не завел!»

Вместе с шофером, впятером, они принялись таскать к самолету пакеты с подарками. Их оказалось так много, что все в кассетах не поместились. Решено было частично использовать под груз вторую кабину. Для этого Слободкину пришлось сперва занять там свое место, потом летчик, шофер и Строганов «трамбовали» вокруг него пакеты, стараясь, заполнить ими каждый свободный уголок. Не принимал участия в этом только Сергей Сергеевич. Он стоял в стороне, явно не одобряя вопиющего нарушения правил эксплуатации самолета. Встретившись глазами с сердитым взглядом Сергея Сергеевича, Строганов, словно спохватившись, громко спросил:

— Все, что ли?

— Вроде бы, — ответил шофер.

— Ну, тогда подводим черту, а то вон моторист недоволен нами. Верно я говорю?

— Я уже привык, — устало махнул рукой Сергей Сергеевич.

— Слободкин, как ты там себя чувствуешь? — крикнул Строганов.

— Прекрасно! Только вот если перекур перед взлетом будет, меня не забудьте.

Строганов взобрался на крыло, расстегнул шинель, достал пачку папирос, протянул ее Слободкину.

— «Беломор»! Откуда это?

— От жены к Новому году еще получил. Как раз в тот день, когда курить бросил. Ну, и ношу при себе — волю закаляю.

— Тогда себе оставьте, — решительно сказал Слободкин.

— Бери, а то рассержусь.

— Но ведь дареные!

— Бери, бери, она не обидится. Раскуришь с ребятами. Завидую я тебе, Слободкин. Если бы ты знал, как завидую! Ты скажи там — привет от бывших фронтовиков. Да и вообще от всех наших, от рабочего класса. Особых речей не надо. Это я тебя попугал тогда. Привет передай, вот и вся речь.

Слободкин поглядел на парторга с благодарностью, хотел сказать ему, какой он хороший человек, но тот, неловко стукнув о плоскость протезом, уже спрыгнул на землю. Слободкин так и не успел распечатать пачку — летчик поднялся на свое место, Сергей Сергеевич направился к винту, и через мгновение Слободкин почувствовал, как, задрожав, поползли куда-то вниз, к ногам, пакеты с подарками…

С двух сторон от набиравших скорость колес у самолета начали расти стальные крылья брызг — такие же длинные, как плоскости. Слободкин видел это очень хорошо, так как сидел на пакетах, которые затолкал еще и под себя, и теперь, высвободившись из-под надзора Сергея Сергеевича, перестав неестественно сутулиться, высовывался из кабины чуть не до пояса. Заметив это, летчик погрозил ему кулаком. Слободкин снова вобрал голову в плечи, но скорее от ветра, чем от этой угрозы, — в боковом зеркальце Слободкин поймал одобрительную улыбку летчика.

Давно уже на сердце у Слободкина не было так хорошо, как в эти минуты. Снова на фронт! Пусть не бойцом, всего лишь сопровождающим подарки. Сегодня туда, завтра уже обратно, но ему непременно нужно побывать там. Слободкин думал об этом в последние дни и часы настойчиво, неотвязно, но не давая себе отчета, почему и зачем нужна ему встреча с фронтом, с ребятами, идущими в бой. Просто ему это было необходимо. «А парторгу разве это не нужно? Дай волю — он бы и на дюралевой ноге туда же. Не скрыл ведь, что завидует. Тоже обидно человеку — судьба ему вон какой билет вытащила. И не взвыл вроде меня. А Зимовец? Даже проводить не пришел. Сейчас лежит на койке один-одинешенек, расположился со всеми удобствами, и шинели с него никто не тащит, и локтем бок не сверлит, но радости оттого все равно мало. Злой, от зависти лопается. Это уж точно!..»

«У-2» шел на небольшой высоте. Слободкин опытным взглядом определял расстояние до земли с точностью, которой могли позавидовать иные приборы. Он подымал над защитным козырьком два пальца — летчик кивал головой, подтверждая, что под крылом действительно двести метров. Потом один из двух пальцев ребром ладони пилился пополам, еще пополам — голова в кожаном шлеме покачивалась в такт каждому жесту Слободкина.