Брусилов начинал свое наступление почти за семьдесят дней до начала атак франко-английских войск вдоль реки Соммы. Аэрофотосъемка и разведка дали русским артиллеристам четкие цели, позволили в короткое время подавить многие из них. Вспомогательными ударами на различных участках фронта Брусилов сумел скрыть направление главного удара. К концу лета левое крыло юго-западного фронта продвинулось вперед на 120 километров. Неприятель потерял более миллиона убитыми и ранеными и полмиллиона пленными. Было взято 581 орудие и около двух тысяч пулеметов.
Англия и Франция поплатились сотнями тысяч жизней за то, что высокомерно не заметили примера, который показали брусиловцы.
Чем в конце концов поплатится Гитлер за то, что не признал и возможностей и сил России?
В книжном магазине Торонто Болдин купил три объемистых сборника исторических очерков о первой мировой войне, изданных в Лондоне, Париже и Берлине.
В течение месяца у него было любопытное чтение. Немецкие источники нигде не писали о поражениях германских войск, а только о случайных неудачах. Французские же и английские авторы превозносили только своих солдат, своих полководцев и почти совсем не вспоминали о полководцах и солдатах русских. На чужбине Болдин начал испытывать обостренный интерес к родной истории и к родному характеру. Говорил себе: «Почему, изучая национальную литературу и национальное искусство, мы не делали попыток фундаментально изучить русский характер? Ведь в этом изучении истоки многих понятий и представлений, не можем же мы, русские, довольствоваться исследованиями, которые пробуют посвятить русскому духу чужеземные путешественники. Англичане — те смелее. Распространили по миру анкеты с одним вопросом: за что вы любите и за что не любите англичан? И опубликовали ответы».
Тоска сжимала сердце и давила тяжелым грузом на плечи.
Что впереди?
Надежды на возвращение домой таяли.
Постигнув непростые, подверженные переменам законы рекламы, Павел Александрович выдвигался исподволь, но неотступно в ряды крупнейших ее организаторов. Болдины стали жить на широкую ногу.
Вместе с богатством в двухэтажный дом с атлантами у подъезда незримо вошла чужая женщина; она крала у Ксении мужа, его время, ласки, мысли. Павел Александрович все чаще звонил, чтобы предупредить — был там, а теперь иду туда-то. Раньше он имел привычку говорить, когда вернется домой, теперь по его интонациям — искательным, непривычным — Ксения догадывалась, где он на самом деле и почему рассказывает, где был, ибо знает ее привычку никогда не проверять... верить или делать вид, что верит мужу.
Ксения жила в плену воспоминаний. Раньше, когда они только приехали в Канаду, стремилась быть помощницей мужу, знала обо всех его заботах и делах. Как могла, старалась облегчить семье вхождение в новую, непривычную жизнь. Теперь же не с кем было поделиться. Любое слово, связанное с прошлой жизнью или с близкими, оставшимися в России, приводило Павла Александровича в ярость.
Николай, уже взрослый человек, продолжал жить своей, не понятной Ксении жизнью. От матери отошел давно и безвозвратно, не делал даже робкой попытки изменить что-либо в их отношениях, ничем не делился, ни о чем не рассказывал.
Новый год Ксения встретила в постели. Силы постепенно оставляли ее. Сопротивляться болезни не хотелось. Вокруг была пустота.
Через месяц после выступления Черчилля в Фултоне состоялась встреча руководителей КАНАКО.
Председательствовавший Шевцов не скрывал настроения: — Господа, мы собрались в знаменательный час. Волею судеб наша деятельность приобретает особый смысл. То, во что все мы тайно верили, на что тайно надеялись и что совсем недавно казалось таким далеким, к счастью, становится явью. Союзники красной России, ослепленные блеском ее побед в завершившейся войне, не желали замечать угрозы, которая возникла над миром. Похоже, что теперь пелена спала с глаз. Господин Черчилль первым сказал: «Военному и идеологическому оружию красных Запад обязан немедленно противопоставить свое оружие, свои идеологические доктрины, свою сплоченность».
Полагаю, господа, ни у одного из нас не возникнет сомнения относительно серьезности подобного заявления. Резкий отклик Советов на речь лишний раз подтверждает, насколько Уинстон Черчилль попал в цель, как своевременно и злободневно его предупреждение Западу.
Я хотел бы поставить на рассмотрение вопрос, связанный с усилением и развитием нашей работы. Прежде чем высказать вам одну мысль, должен заметить, что она была самым тщательным образом провентилирована в авторитетных кругах. В Южную Америку хлынул поток наших союзников. Это, как правило, люди в расцвете сил, имеющие специальную выучку. Мы были бы недальновидными и ленивыми организаторами, если бы не попытались объединить наши действия... Мы вступили в контакт с одним из руководителей эмигрантского центра господином Алпатовым Петром Петровичем. Предстоит серия встреч, на которую наш комитет должен будет выделить своих представителей.