Полынь - трава горькая (СИ)

— Кому оно надо, его прощение? — подала голос Ирина Павловна и тоже встала. — Правда, не стоило приходить, Раису добрым вспомнить нечем. Что мы сидим тут друг другу в глаза брешем? Все знают какова была, злоязычная поганая баба, сына замордовала, в уборщиках держала, по ночам сортиры мыл!

— Тетя Ира, зачем вы так? Зачем про маму…

— Ах ты! В моем доме сидишь, жрешь, еще и Раечку хаешь! Пошла вон из моего дома! — Дмитрий преодолел, наконец, преграду из скамьи и стульев, занятых гостями, и подобрался к Роману. — Всех выгоню, я тут хозяин! А ты меня слушать будешь!

— Не буду, — Ромка, как очнулся от душевной комы, вместе с этим и раздражение в нем возросло десятикратно, он понял, что ненавидит лицемерных соседей, батюшку, но более всего пьяную рожу отца. И хочет ударить…

— Рома, нет! — занесенную руку перехватил Сергей. — Остановись, — схватил за плечи, заставил сесть, сам встал между Романом и Дмитрием Николаевичем.

— Не будешь? Не будешь?!! Тогда и ты убирайся, ты мне никто, знать не хочу! Дом с участком богу отдам, все слышали! Богу! Сам к Стивену в общину… Давно зовут…

Роман хотел уйти прямо сейчас, он даже рад был бы, но Сергей не пустил. Отодвинул пьяного Дмитрия, повернулся к Роману:

— Послушай меня, и вы все! — гости, готовые разнимать драку поуспокоились, даже батюшка сел на место и ждал. — Хозяин здесь Роман Дмитриевич, его мать так распорядилась. У меня доказательства есть, — объявил Сергей, вышел из комнаты, но тут же и вернулся с листом гербовой бумаги, протянул Роману, — Вот, смотри.

— Что это?

— Завещание Раисы Юрьевны

— Облапошили дуру, — взвизгнул отец Романа, — вот зачем сначала эта приехала, сидит молчит, как святая, а потом и хахаль ее! Теперь я понял…

— Дай-ка взглянуть, — подошел к ним Степан.

Завещание двинулось вкруг стола, гости одобрительно кивали и передавали из рук в руки, Дмитрий тянулся за ним, но никак не мог догнать. Толкал людей, спотыкался, наконец выхватил лист у одной из женщин, не глядя со злобой скомкал, принялся рвать.

— Вот вам завещание! Я хозяин! — руки и губы тряслись, сам весь ходуном.

— Отберите! — вскрикнула Ольга, хотела спасти остатки бумаги, но Сергей упредил.

— Пусть рвет — это копия, оригинал у нотариуса в Приморске.

— Я в суд! В суд подам!! — бился в истерике Дмитрий, сел на пол, обхватил голову руками, — Обокрали… люди, помогите…обокрали меня. Я в суд… подам… а-а-а-а-а-а

— Через шесть месяцев, — Сергей посмотрел на Романа, проследил за его взглядом, обращенным не на отца — на Нину. Она сидела странно безучастная, бледная, как полотно, потом покачнулась и начала заваливаться на руки Клавдии.

Роман и Сергей одновременно кинулись к ней.

Глава 37. Нина на сохранении

Очнулась Нина в больничной палате. Что было до этого — помнила смутно.

Нет, помнила, конечно, застолье, как сидела рядом с Клавдией и свои странные мысли, что все это похоже на поминки Мармеладова. Люди ели и говорили, говорили и ели, все это не имело никакого отношения к Раисе. К Достоевскому тоже нет, тут все наоборот, пьяный Дмитрий жив, а Раиса умерла, а заездили Рому.

Стало неприлично смешно, Нина улыбнулась глупым мыслям. Потом от духоты и смешанного запаха еды она и думать перестала, все силы употребляя на борьбу с дурнотой. Зачем она здесь, почему до сих пор не уехала с Сережей домой? Надо сказать ему, прямо сейчас! Но он далеко сидит, рядом с Романом. Только это и правильно, необходимо…

А ребенок? Нина прислушалась к себе, то, что происходило в ней, тоже было противоестественным, словно та жизнь внутри возмущалась всем происходящим, сопротивлялась и не желала в этом участвовать. Живот у Нины стал твердым, окаменел. Она испугалась, попыталась дышать глубже, но не вышло, запаниковала, от страха ничего не могла сказать Клавдии. А за столом начался спор, который чуть не в драку перешел, чем закончилось, Нина не увидала — резкая боль внизу живота оказалась такой сильной, что в глазах потемнело.

— Сережа…

Нет, она не сказала, не хватило сил, но он услышал. Дальше темнота и вот, больница. В палате еще женщины и все беременные, только она без живота. Ребенок! Непроизвольно она попыталась ощупать себя, но помешала капельница, пластмассовая трубка тянулась к запястью.

— Очнулась! Сейчас я сестричку позову, — обрадовалась совсем молодая блондинка с короткими мелкими кудряшками, соседка Нины справа, которая полулежала на высокой многофункциональной кровати с приподнятым изголовьем.

— Куда! Тебе вставать нельзя, Зинка! — отложила в сторону книгу соседка слева, тоже блондинка, но с прямыми длинными волосами, собранными в хвост, — Я сама позову, — она спустила ноги с кровати.

— Навищо вставати? Кнопка ж для цього, — ту часть палаты, у себя за головой, Нина не могла рассмотреть.

— Тогда жми, у нее и капельница заканчивается. Тебя как звать? — соседке слева наверно было хорошо за тридцать, глаза за роговыми очками казались большими.

— Нина.