Полынья

Никак не могли связаться с "Гельмой", которая потерялась со вчерашнего дня. Примерно через час она отозвалась. Подошла в свете ярких люстр, свешивавшихся по бортам. Два пожилых матроса и старшина принялись разбирать трал, оснащенный чугунными шарами. Стоять было холодно, Суденко ушел в каюту. Вернулся, когда трал подняли. В рулевой "Гельмы" Кокорин в повышенном тоне разговаривал со старшиной, обвиняя его во всех грехах: и судно у них допотопное, и металлоискатель плохой, и команда не настроена на поиск. Старшина, по фамилии Петрович, отводя глаза, придурковато твердил одно и тоже: что они израсходовали дорогостоящих электродов на тысячу рублей. Это был низенький мужик в огромной фуражке, сползавшей на уши. Внушительный вид Кокорина, его новенький мундир действовали на старика отупляюще. Порой он как бы терял нить разговора и принимался медленно разворачивать, а потом так же медленно складывать детский платочек, чем выводил Кокорина из себя.

- Петрович!

- Га! - вздрогнул тот, очнувшись.

- У вас на судне трезвые есть?

- Как жа! По-трезвенному живем... - Он открыл дверь в жилое помещение: - Ларик! Демьян!

Ответа не последовало.

- Легли...

- Легли! Ну, знаете...

Зацепившись за рулевое колесо, Кокорин вышел. Суденко посмотрел на диаграмму, вынув ее из стеклянной коробки. На ней ничего не было, кроме линии курса, такой неровной и запутанной, что напоминала кроссворд. Было ясно: где-то они блуждали и ничего не помнили. Но это к делу не относилось: прибор не показал "Шторма", в чем же их упрекать? Ведь прошлый раз тральщик им очень помог. Просто при неудаче ищут виноватых. А Петрович выглядел так, что становилось странно.

- Одна тысяча рублей! Ох, такие дела... - Петрович сокрушенно высморкался.

По-видимому, старшина "Гельмы", перепутав дни и ночи говорил про электроды, которые пожгли в первый день поиска.

- Не надо было спать.

- А поспал хорошо, ладно! Спал, жену видел... - Петрович, оживившись, посмотрел на Суденко, и его голубоватые глазки прямо засияли среди старческих морщин. - Как на обложке стояла, с рабенком... Как на картине! В Саратове стояла, в малине...

- Рулончик я у вас заберу.

- Весь зачем? Исписанное оторви.

Торопясь, оторвал ленту и вышел, скручивая на ходу.

В рулевой у них свет сразу погас. Кокорин ожидал за дверью.

- Рыбаки, что от них возьмешь? Так я и знал: куда им со своими прутьями...

- Этими прутьями, - сказал Суденко, - они обнаруживали затонувшие подлодки.

- Значит, неудачу на нас повесят! Они тут все свои.

Непонятно, чего Кокорин так нервничал: сигнал поймали, зацепились за что-то. Должно быть, нервничал оттого, что поймали и зацепились. Радиоточка здесь, рядом, - сомнения нет. Рано или поздно они ее найдут. Никуда от них работа не денется.

- Предупреди Андалу, чтоб знал.

- Рация включена... Не отзывается, сволочь! Подвел тральщик и смылся...

Постоял среди моряков, которые все не расходились. Теперь, когда выключили люстры, стало темновато. Но небо помаленьку прояснилось, как перед рассветом. Изредка с моря, сминая рябь, прокатывалась мощная волна. Но она затихала неподалеку, сдерживаемая островками. Правда, обостренный слух не воспринимал тишины. А глаза, не нащупывая островков, отказывались верить, что "Кристалл" на прежнем месте... Как вообще отличишь островки Полыньи? В Арктике существует только название и точка на карте. Исчезли два камня: один с левой, другой с правой стороны. Но когда приходишь к месту, где с таким трудом нашел пароход, и видишь пустую воду - без течения, без ничего, тогда начинаешь понимать, что эти камешки значат! Но постепенно осознались пустота и тишина, такая глубокая, словно они, устранив сигнал "Шторма", оглушили и себя, и все окружающее.

- Смотрите! Ни два, ни полтора...

Все оглянулись, куда показывал Трощилов.

Там, в стороне от них, висел в воздухе корабль с накрененными мачтами. Это был не "Шторм", а "Кристалл". Вернее, его двойник, сотворенный рефракцией.

- Видно, льды недалеко отошли, - заметил Кутузов, крепя стопор на якорную цепь. - Сейчас хоть телогрейку новую надень, и сразу поднимет... Помнишь, Леха, того матроса с "Вали Котика", что в моей шубе утонул в Диксоне?

- Coy-coy.

- Попросил у меня шубу, чтоб к девчонке сходить, - уже рассказывал Кутузов. - А потом вышли в море, далековато отошли. Смотрю: в моей шубе летит!.. Как это его? Вылетела фамилия из головы.

- Славка Радостин, - подсказал Величко, который знал все фамилии. - Это он из-за Алки в воду бросился, с "Красного вымпела".

- Я потом эту шубу с него списал, как с летавшего.

- А балалайки? - напомнили ему.

- Верно: были поломанные, бесструнные какие-то... Хотел еще на него списать испорченный телевизор, да ревизоры не дали... Что в шубе и с четырьмя балалайками летел, поверили, а что с телевизором - нет!.. - И Кутузов, обиженный придирчивостью ревизоров, зазвенел связкой ключей.

- У тебя, Дракон, больше нечего списывать? - спросил Вовян.

- Опоздал! Все подготовлено к сдаче, до последней рукавки.

- Ну, так смотри, чтобы боцман "Агата" на тебя не списал. После сегодняшнего рейса.

Кутузов искренне огорчился:

- Вот это будет жаль!