Полынья

Ведь то, что он испытывал к ней, было гораздо выше случайного притяжения полов, несравненно выше простого влечения... Он мечтал о родстве душ, о более глубоком! Он мог бы ей открыть глаза на мир, помочь прикоснуться к красоте. Этот узор печали (голубой цветок, ищущий уединения в человеческой душе) был бы ей к лицу... Разве кровь не одинакова по цвету, и что в ней, кроме группы, удалось разглядеть? Не его вина, что из всех дочерей, которые у него могли быть, ему назвали только одну. Не будет преступлением и то, если он выберет другую. Жизнь, отрицая смерть, отрицала и это преступление.

Видя, что обе они с нетерпением ожидают ответа (каждая в свою пользу), Просеков, наклонившись к девушке в зеленых штанах, сказал:

- Мне кажется, можно решить без обиды. Пусть невестой станет твоя подруга. А ты будешь моей дочерью.

- Вот вы как! - произнесла она разочарованно. - Значит, подруга вам нравится больше?

- Она мне нравится. Но тебя же я просто люблю.

- Вот вы и крутите! Так не выбирают по игре.

- А я без игры...

В том, как он это сказал, проглянуло что-то такое, что ей стало не по себе, и, как недавно в лодке, ощутив под собой глубину и не приученная плавать, она взмолилась о помощи:

- Нет, вы серьезно! Вы пошутите...

Возникло напряжение, которое было обоим в тягость.

И тут спросила подруга со своей стороны:

- А как вы сказали мне? По игре?

- Да.

- А вы скажите, как на самом деле?

- Как можно!

- Ну, так скажите мне... - Она запнулась, отчаянно покраснев: - Скажите мне "ты", что я ваша дочь... как ей.

Нет, Просеков не мог ее взять в дочери! Почему? Не представлял... Только одна, вот такая.

- Но почему? Разве вам трудно? - лепетала она дрожащим голосом. - Вы только скажите, хоть как! Я буду вам благодарна, я у вас ничего не попрошу... Только скажите!..

- Это невозможно.

Она ушла в слезах... Господи, что произошло? Разве он повинен, что любит одну?

Пролаял Дик, он очнулся.

- Что случилось с вашей подругой? Почему она ушла?

- Наверное, вспомнила отца, - ответила она. - Он погиб, сорвался в лифте.

- Я ее обидел?

- Не надо было вам... серьезно.

- Что же сейчас делать?

Девушка рассмеялась:

- Пойдемте танцевать!..

Теперь, оставшись без подруги, она не возражала, что они вместе. Воспрянув духом, он снова подумал о цели, которой не достиг с первой попытки. Быть может, он все объяснит, сблизившись с ней этим ритмом, полусветом, разрядами электричества? Всей обстановкой движения, которую он принимал, чтоб разговаривать с ней на одном языке... Да и само это движение, его приливы и отливы, то бросавшие девушку к нему, то уводившие в неизвестность, из которой она возникала опять, было полно значения, давая понять какое-то новое измерение разлуки. Она танцевала с ним, он не замечал попыток ее отнять, и теперь мог просто на нее смотреть, не опасаясь быть выбитым каруселью. Наблюдая за ней, помимо своей воли, сделал открытие. Сейчас он, Просеков, для нее не существовал. Она воспринимала его как некую фигуру, обусловленную ритмом. И этот ритм, нарастая, вел к черте, через которую надо было переступить, иначе она уходила одна. Будет ли она его там ждать? Неужели ничего, ничего не осталось? Загадка на жизнь, разгадка счастья...

Тяжело дыша, ощущая парализующую боль в ноге, Просеков вернулся к столу.

Подошел Вовян.

- Ребята не виноваты, Ефимыч, - сказал он. - Она это сделала сама.

- Что она сделала?

- Она от вас избавилась.

Вовян, несомненно, был своим в этой компании. Угадывая за его фамильярностью сочувствие, капитан решил поделиться с ним... Разве он предлагал что-то дурное? Лишь изредка видеть ее, получать письма... Ничего бы для нее не пожалел! Куда хочешь, что хочешь - все тебе, тебе... Он просил разрешения любить, разве это нельзя понять?

- Понять можно. - Вовян поджег бумагу в пепельнице. - Ну, а если ей не захотелось стать вашей дочерью?

- Дочерью капитана Просекова!

- Так что, если Просекова? Вы б лучше попросили ее стать женой. Это для нее проще.

- Как можно! Да и зачем мне жена?

- Ну, а если вам так нужна дочь, то почему вы отказали второй? Не сошлась фотокарточкой? А если б такая была? Что ж ей тогда: пропадать без отца?

- Ты рассуждаешь... неглубоко.

Вовян, глядя с неприязнью, сказал:

- Шли б вы на судно, Ефимыч! Ведь сегодня рейс...

- Поднимать этот деревянный гроб? Я подыщу себе что-либо другое.

- А что вы искали прошлый раз, когда бросили команду "Агата"? А теперь пришли на "Кристалл"... Зачем? - Глаза моториста наполнились слезами. - Чтоб и нас... продать?

Что он мог ответить? Что не бросал "Агат", что все это ложь? Этот мальчишка все равно не поймет. Потому что они видят только мираж вроде белой шхуны. Они все готовы за сон отдать! А никакого сна нет, никакого не осталось чуда. Только огромная скука воды и огромная скука суши... Но потом возникло что-то, какое-то видение расплылось в глазах: колышущееся поле красных маков... Боже, как красиво! Сейчас он умрет... Посмотрел на счет: цветы, шампанское, шоколад...

Капитан Просеков погасил окурок в бокале:

- У меня нет денег.

- Пустяки! Отдадите, когда будут.