Полынья

Пришли Пивоваров и Варя. Пивоваров сразу в директорский кабинет, Канунникова подсела к столу Анны Кирилловны, которая тотчас отметила, что та взволнована. Она не раз отмечала подобное волнение у Вари, когда ее вызывал директор, и всегда она присаживалась вот так, к столу, чтобы успокоиться. Уж не видела ли она тех незримо особых отношений, какие установились между Егором Ивановичем и ею, Анной Кирилловной? Да и что тут можно увидеть? Нет, конечно, нет…

Какие они разные характерами, эти Канунниковы. Егор Иванович открыт, общителен, дружелюбен. Наверно, такими бывают все, кто чувствует себя независимым. А Варя казалась Анне Кирилловне нелюдимкой, замкнутой, скрытной. Правда, она отличный мастер ОТК, член завкома и недурна собой: вон какие разлетные у нее брови, как она суховато стройна, какая у нее гордая походка и твердая поступь.

А вот и он, Егор Иванович… В темно-сером костюме — цеховики являлись на вече в своих рабочих курточках и, конечно, проигрывали перед ним — среднего роста, с густыми в курчавинку темно-русыми волосами, нельзя сказать, чтобы красивым лицом — черты его были по-настоящему мужские, крупные, — но с красивыми карими глазами, пожалуй, точнее — светло-карими, с разбросанными по светло-карему коричнево-кофейными просяными зернышками — на этот раз он ничего не сказал донне Анне, лишь взглянул через голову жены, поздоровался кивком и спросил Варю:

— Сюда? — Снова кивнул, но на этот раз в сторону директорской двери.

— На вече… — Варя, наконец-то, справилась с волнением (Анна Кирилловна это заметила сразу же), поднялась и впереди мужа прошла в директорский кабинет, за ними, осторожно ступая, — как бы не наделать шума (он всегда так ходил), — прошел Иван Летов, рослый светловолосый рабочий технической лаборатории. На вече его приглашали обычно тогда, когда Егору Ивановичу предстояла долгая отлучка с завода и Летов оставался за него. Это уж Анна Кирилловна изучила за годы работы с Романом. Куда же Егора Ивановича собираются угнать на сей раз?

Анна Кирилловна поплотнее прикрыла директорскую дверь, но тут прибежал запыхавшийся, вечно не поспевающий Неустроев, темнолицый, с узким шнурочком усов под вздернутым воробьиным носиком. Когда Неустроев улыбался или нервничал, шнурочек усов подергивался, коробясь.

— Вечно неустроенный Неустроев, — скаламбурила Анна Кирилловна и втолкнула его в кабинет.

— Донна Анна… — успел только сказать тот.

Вече как вече, сколько их в году!

Егор Иванович, устроившись между Варей и Пивоваровым, вполуха слушал то, что говорил Роман. Говоря, директор пробегал взглядом по лицам сидящих, задерживаясь то на лице Егора Ивановича, то Вари, как бы вспоминая что-то. Егор не обращал на это внимания и значения никакого не придавал, а Варя хмурилась и не глядела на директора.

О технической лаборатории на вече почти никогда не говорили, и Егор, считая этот час потерянным, сидел как бы отсутствующий. Его не задевало то, что говорил Роман о Порошине, который проворонил время и не отоварил наряды на металл, из-за чего простояли цехи, хотя не волноваться по этому поводу было вроде бы неприлично. Не задел его и разнос, который устроил Роман Хрулеву, — из-за поломок у него в цехе простояли станки и недельный план по индикаторам оказался сорванным. И к этому вроде бы тоже стыдно остаться равнодушным… Егор сидел и думал о своем. В последние дни он и Иван Летов вдруг поняли, что попали в необъяснимый тупик. Прибор, который они вместе создавали, который родили в мыслях и выносили в сердце, не отвечал их задумке. О том, что он был позарез нужен их заводу, да и всем другим инструментальщикам, даже говорить было неловко. Такой тончайший измерительный инструмент, как индикатор, проверялся примитивным способом, и понятно, какова могла быть точность. Она зависела от умения, навыка и даже от состояния нервной системы контролера, а то и просто от его настроения. В результате отличные инструменты могли попасть в брак, а негодные отправиться в жизнь. Вот и задумали они прибор автоматического контроля индикаторов — ПАКИ, — который был бы непогрешим, точен и постоянен. Но получилось, что сам их прибор грешен, где уж ему быть проверяльщиком индикатора? Кинетическая схема, которую они приняли с Иваном, никуда не годилась, а новое не лезло в голову, хоть убейся.

— Ты что это хмуришься и вздыхаешь? — шепотом спросил Пивоваров. — Грехов много?

— Как у монаха, который вернулся из отпуска, — усмехнулся Егор, освобождаясь от мыслей.

— А что у монахов ныне бывают отпуска? — удивился Пивоваров.

— А как же!

— И сколько же? Две недели или двадцать четыре дня?

— Постригись в монахи — узнаешь…