Пользовательско-ориентированный (User-Centric)

Это успех, Сьюзен. Я чувствую. По такому случаю можно и выпить, как думаешь? Давай-ка повеселимся, а? Я угощаю. Оттянемся на полную катушку.

От: социальный антрополог

Кому: Координатор проекта

Тема: Наши отношения

Фред, не стану отрицать, между нами есть некоторое притяжение. Однако я просто обязана спросить - а вправе ли мы смешивать личные дела с профессиональными?

От: Координатор проекта

Кому: Социальный антрополог

Тема: ***Личное***

Мы же взрослые люди, Сьюзен! Мы огонь и воду прошли, и медные трубы. Так какого чёрта задаваться такими вопросами?

От: социальный антрополог

Кому: Координатор проекта

Тема: Re: ***Личное***

Фред, лично я не имею ничего против любых человеческих проявлений, и «надлежащих» и «ненадлежащих». Я профессиональный антрополог. Нас научили понимать механизмы работы общества, но так и не научили делать людей счастливыми. Я просто реально оцениваю ситуацию. И я ничего не имею против тебя. Просто я сама, Фред, всегда порчу любые отношения. Никогда ни один мужчина не был со мной счастлив.

От: Координатор проекта

Кому: Социальный антрополог

Тема: ***Очень личное***

Сьюзен, прекращай, пожалуйста. Все эти «ты да я, да мы с тобой». Мне казалось, мы всё уже решили на этот счёт. Могли бы просто по-дружески посидеть в «Двух маготах», выпить по коктейлю. Эта не наша с тобой история, ни твоя и ни моя.

От: социальный антрополог

Кому: Координатор проекта

Тема: Твой неубедительный ответ

Значит, это не наша история, Фред? А чья же она тогда? Чья?

____________________________________________________________________________

У Альберта пересохло во рту. Голова кружилась. Пора, пора уж покончить с этими ноотропами, особенно после восьми вечера. В колледже он реально подсел на психостимуляторы - иначе как бы ещё он справился со всеми этими французскими философами, этим, Господи Боже, Кантом 301[2]. Но тогда он явно переборщил. Теперь он принимал их только чтобы побороть дислексию. Таблетки делали его таким восприимчивым... К речи... Лежа в кромешной тьме, он прислушивался к голосам. Множество голосов. В голове. Они ругались и спорили. Доказывали и опровергали. Разводили нескончаемую психоделическую трепологию.

С той стороны, где почивала Хейзел, раздался оглушительный храп. Старушечьи сипы-хрипы никак не вязались с модельной внешностью и пышными формами Хейзел. И с чего вдруг она помешалась на поросших мхом романах Ф. Скотта Фицджеральда? Эти розовые балетные тапки. Это настоятельное требование зваться Зельдой[3]?

Хаддлстон бесшумно поднялся с кровати. Пошатываясь, направился в ванную комнату. Как только он вошел, свет предупредительно загорелся. Он глянул в зеркало — снежно-белые волосы, изборожденное морщинами лицо. Эпидермическая маска немного порвалась с края, возле шеи. Ему двадцать пять, и он ухлестывает за семидесятилетней соседкой. «Эскорт для пожилой дамы», как он мысленно величал себя. Выбираясь в рестораны или клубы, он прикидывался стареющим ловеласом, которому Зельда кружила голову.

Таким вот образом в конце концов они и превратились в «пару». Логичное продолжение дружеских отношений. Но Алу было не по себе.

Он на собственной шкуре ощутил, что значит дряхлеть. Знал, как сойти за человека в летах. Ибо его подружка была стара, стара, как мир. Он смотрел телепередачи для пожилых, погружаясь в мир постоянных недомоганий, несварения желудка, потери остроты зрения и слуха, немощности. У Ала трещала голова, словно он только что слетал во Францию и обратно. Тошнило, хотелось спать. Семидесятилетняя зазноба каким-то образом нарушила процессы поэтапного взросления его организма, он слабел день ото дня.

Почему его так тянуло к Хезел, точнее, к Зельде — сложно сказать. Раздираемый противоречивыми чувствами, он и сам этого не понимал. Это как царапать ногтем по стеклу и вместе с тем нестись в машине времени, сминая возрастные границы. Непоправимо и безжалостно ломая основополагающую структуру человеческих взаимоотношений. Зная, что обратного пути нет.

Он ни за что не назвал бы это любовью. Речь шла совсем о другом. О романе, не имеющем прецедента, о бета-тестировании готовящегося к выпуску продукта - бомбе для конкурентов, программе со множеством «багов», постоянно зависающей и падающей.

Нет, не любовь, скорее, «я-эль-ю-бэ-эль-ю-тэ-е-бэ-я». Ал «эль-ю-бэ-эл»-ил пышногрудую кареглазую девицу, бывшую некогда его доброй соседкой-старушкой.

По крайней мере, он ничем не походил на своего отца. Тот так много работал, что однажды рухнул на ступени своего чудовищного особняка и умер от чудовищного сердечного приступа. Оставив после себя три чудовищных жены - Маму Первую, Маму Вторую, Маму Третью. Маме Первой отошёл ребёнок и пособие на него. Маме Второй - первый дом и алименты. А Мама Третья до сих пор пытается оспорить завещание.