– Нет, и никогда не был, – сказала Белла, придя в негодование от того, что они посчитали ее способной на роман с клиентом. По ее мнению, это было бы грубейшим нарушением отношений между врачом и пациентом, и как раз в манере британских полицейских обвинить ее в этом столь завуалированным способом. Она знала, что они ненавидят всех американцев, а также женщин, имеющих профессию, поэтому в их глазах она проигрывает по обеим статьям. – В настоящее время я работаю только с детьми.
– Прекрасно. Тогда, пожалуйста, расскажите нам все, что можно, миссис Уэблок.
– Могу я узнать зачем?
Белла физически ощутила волну враждебности справа от себя и сообразила, что исходит она от констебля. Если бы он был американцем, то к этому моменту уже приказал бы ей перестать увиливать. Но британцы не такие. Никогда прямо не скажут, чего хотят. И не только полицейские. Все они так делают. Бен был в этом смысле одним из худших, вечно ходил вокруг да около, вместо того чтобы сразу перейти к делу. Это доводило ее до бешенства.
– Честно говоря, миссис Уэблок, – сказала сержант Лейси, – я не понимаю, почему вы говорите с нами с такой неохотой. Пропала девочка. Все мы знаем, чем это может ей грозить. Нам надо выяснить все, что можно, о ней и о ее жизни, чтобы получить какие-то зацепки для поисков. Вы можете нам в этом помочь.
Белла на мгновение подняла брови и кивнула, выражая готовность выслушать вопросы на этих условиях.
– Ее мать заявляет, что ваш муж является отцом девочки, он это отрицает. Мы хотим выяснить, кто мог им быть. Вы не знаете?
– Нет. И думаю, вы пришли сюда не за этим. Вы хотите знать, не лжет ли Бен, и если она его дочь, то не замешан ли он в ее похищении. – Белла разозлилась настолько, что голос у нее задрожал, словно от страха. – Не поэтому ли вы допрашиваете моих соседей и роетесь в моем грязном белье?
– Поэтому, – ответила сержант со всей прямотой, какой могла бы пожелать Белла.
– Понятно. – Она пожалела, что не позвонила в посольство США и не спросила, какие у нее здесь права. – Я не знаю ничего об их отношениях или о том, кто отец Шарлотты, помимо того, что рассказал мне мой муж. И у меня нет причин полагать, что он лжет. Насколько я знаю, анализ на ДНК он не делал. Бен не отрицал отцовства во время развода, потому что он не мстительный человек.
– Вы в этом так уверены? – спросил констебль.
– Абсолютно, – отрезала Белла, отметив про себя, что ее реплика прозвучала совсем как у Бэтт Дэвис.
– Почему ему потребовалось столько времени?
– Он долго страдал от неуверенности в себе, констебль Хэррик, – сказала Белла, глядя на него с презрением. – Вы от этого не страдаете.
Она повернулась к сержанту, губы которой тронула улыбка. Значит, женская солидарность существует и по эту сторону Атлантики, подумала Белла.
– Понимаете, сержант Лейси, у него очень маленькие…
– Мозги, я бы сказал, – вмешался констебль с таким видом, словно очень удачно сострил.
– Сэм, – бесстрастно попросила сержант Лейси, – я оставила в машине свой кейс с документами. Принеси его, пожалуйста.
Как только Сэм вышел, в таком бешенстве, словно вот-вот кого-нибудь пристрелит, сержант извинилась за него, добавив:
– Как далеко, по вашему мнению, великодушие могло завести вашего мужа?
– Не понимаю.
– Прошу меня простить. Если он знал, что невозможность иметь детей отравляла вашу жизнь, то не мог бы он…
Белла поднялась, пылая гневом. Возникшая было симпатия к сержанту Лейси враз улетучилась.
– Нет, не мог бы. Это гнусное предположение. Вы зашли слишком далеко.
– В этот самый момент совершается множество гораздо более гнусных вещей, чем облеченное в слова неприятное предположение, миссис Уэблок. Я вполне представляю себе ваши чувства из-за невозможности иметь детей. В прошлом году у меня у самой был выкидыш, и с тех пор мы безуспешно пытаемся снова зачать ребенка. Я знаю, что это может заслонить собой все – почти все – и превратить идею счастья в нечто, доступное кому угодно, но только не тебе.
Она замолчала, давая Белле возможность возразить или согласиться, но та была в такой ярости, что не могла даже посочувствовать женщине, страдавшей так же, как и она сама. У этой сержантши хотя бы был выкидыш. А она даже не смогла зачать.
– Такого человека, как ваш муж – как вы его описали, – великодушного и жаждущего отдавать, ваше отчаяние могло подвигнуть на некоторые действия, – сказала сержант. В ее больших темных глазах читалось сострадание. – Если в конце концов он поверил, что Шарлотта его ребенок, искушение могло оказаться слишком сильным. Разве нет? По-вашему, он не мог этого сделать?