Ползучий плющ

— Понятно. Придется опросить соседей, но, думаю, не сейчас, когда он знает, что мы здесь. И его коллег. И побеседовать с его врачом. Что ты о нем думаешь?

— Подкаблучник. Не удивительно, что его бывшая его дурила.

— Правда? Почему?

— Она пыталась заставить его хоть раз поступить по-мужски, разве нет? Топнуть ногой и сказать: он ее хочет и ни один сукин сын не смеет распускать… свои лапы.

— Какая интересная мысль!

— К чему этот сарказм, сержант?

— А по-моему, он хороший человек, — медленно проговорила Кэт, глядя сквозь прозрачное лобовое стекло, но не видя ни машин, ни пешеходов. Она вспоминала постаревшее, изборожденное морщинами лицо и добрую улыбку, приятный голос и острый ум, ощущавшийся в человеке, которого они только что оставили. — Я бы хотела, чтобы он учил меня в начальной школе. А ты нет?

— Да я то время уже и не помню, — отозвался Сэм с отличающей его приземленностью. — Но сомневаюсь. Даже тогда он был бы для меня слишком занудлив.

— Мне кажется, он может оказаться крепче, чем ты думаешь.

— Да ладно, сержант! Он же размазня. А вы что думаете? Мог он похитить ребенка?

— Такой человек, как он? Не думаю, а ты?

— Только если он сделал это, чтобы вернуть свою бывшую. Не для того, чтобы навредить ребенку, на это он, по-моему, не способен. Но он вполне мог спрятать ее в безопасном месте, чтобы наблюдать за муками бывшей.

— У тебя какой-то извращенный ум, Сэм.

— За это мне и платят.

Глава шестая

— Что мне делать, Триш? Я не могу сидеть и ждать… я к этому не привыкла. Я разучилась отдавать руководство делом в чужие руки.

— Придется, Антония. Полиция знает, что делает. Тебе будет чем заняться, когда… — Триш замолчала, не желая произносить фальшивые слова утешения и в то же время не имея сил поправить «когда» на «если». — Позднее, — невнятно добавила она. — Давай поговорим о чем-нибудь другом. Расскажи мне о Роберте.

— Что именно?

— Как у тебя с ним отношения? Счастливы ли вы? Вот об этом.

— А что? — Подозрение поднялось над головой Антонии, словно иглы обороняющегося дикобраза. Триш даже услышала их треск.

После обнаружения крови в кукольной коляске Шарлотты и рассказа о синяках на ее руках трудно было поверить, что никто из обитателей дома не обижал девочку. Зная из статистики, что Роберт — более вероятный подозреваемый, чем няня, Триш хотела разузнать о нем побольше. Антония единственная могла рассказать ей что-нибудь полезное, но была настолько полна подозрительности, что действовать приходилось осторожно.

После секундного размышления Триш решила сослаться на собственную несостоятельность в личной жизни:

— Я совершенно не умею поддерживать отношения и не понимаю, в чем дело. Вот и подумала, что, послушав про твои, пойму.

Не очень-то убедительно, сказала она себе, дожидаясь ответа Антонии. Я прекрасно знаю, в чем дело. Просто я ненавижу то, как мужчины рубеж за рубежом заставляют тебя сдавать оборону, пока ты не станешь совсем беззащитной, и тогда бросают тебя… или используют в качестве мишени в своих упражнениях. В любом случае ты оказываешься несчастной, полной гнева и испуганной собственной обнажившейся сущностью.

— Раньше я могла поддерживать отношения почти год, а сейчас не могу протянуть дольше трех месяцев. Я смотрю на такие пары, как ты и Роберт, и восхищаюсь вами, а потом начинаю думать, как тебе это удается.

— А не надо слишком много думать. — Голос Антонии прозвучал сухо, но гораздо менее подозрительно. — Это всегда плохо кончается.

— Почему? Я имею в виду, что такое ты боишься обнаружить, если начнешь думать о Роберте?

— Ничего страшного, поэтому не надо смотреть на меня с таким интересом. Я не романтик, как ты, и видела слишком много, чтобы верить в вечное блаженство или даже счастливую жизнь в браке. Лучше сосредоточиться на поверхности и не копать вглубь в поисках неприятностей.

Я тоже много повидала, подумала Триш, но именно поэтому я больше не стану с этим мириться.

— Послушай, Триш, ты же прекрасно знаешь, как и я, что ни один мужчина не остается навсегда таким привлекательным — или таким увлеченным, — каким был вначале. Такова жизнь. Но я бы сказала, что Роберт, пожалуй, совсем не плох. У нас по-прежнему есть общие интересы, и он умеет меня рассмешить. — Губы Антонии раздвинулись в улыбке, больше похожей на гримасу. — И он никогда не зевает мне в лицо, как это всегда делал Бен. Меня от этого просто тошнило.

— Да, знаю. Я видела, что ты его ненавидишь.

— А ты бы не возненавидела? — резко спросила Антония.

— Вероятно, — ответила Триш, надеясь достаточно спокойной благожелательностью голоса смягчить свои следующие слова. — Но возможно, он не зевал бы так часто, если бы был чуть больше уверен в твоих чувствах. Бедняге Бену всегда требовалась моральная поддержка, не так ли? А ты была на это немножко скуповата.

Антония улыбнулась, в осанке и взгляде снова появилась знакомая царственность.

— Он ведь тебе самой очень нравился, а? В какой-то момент я даже думала, что ты собираешься увести его у меня.

— Ты что, правда? Когда?

— О, сто лет назад, — небрежно ответила Антония.