Ползущие в ночи

Но ненадолго. Женщина сунула свою белую слизистую руку в ее рот, заставляя ее замолчать. Карла подавилась, затем ее вырвало, но хватка рук ее мучителей не ослабла. Ногти женщины скользнули по ее языку, а затем пальцы пробрались еще глубже.

Нет, нет, нет! - Услышала Карла голос в своей голове.

Женщина заталкивала руку в горло Карлы дюйм за ужасным дюймом. Ее челюсти были вынуждены открываться все шире и шире. Рука проникла глубже, и у Карлы сработал рвотный рефлекс, она начала задыхаться, пытаясь откашляться, но все было бесполезно. Обычная человеческая рука не была способна на такое, но женщина и ее рука вряд ли были нормальными. Ее плоть была похожа на расплавленный воск, а ткани под ней были почти жидкими. Рука сузилась и вытянулась, как змея, пробирающаяся через нору суслика, и Карла испытала облегчение, когда начала терять сознание.

К тому времени женщина уже держала локоть во рту Карлы, а остальные едва сдерживали волнение.

Последним, что она почувствовала, было то, как эта рука опускается в ее живот, копается и цепляется за что-то, пока за что-то не схватилась и не вырвала это, вытаскивая свою мясистую массу обратно, чтобы показать остальным.

11

Позже той ночью старуха с тростью вышла из своего дома, понюхала влажный воздух и осмотрела темное небо. Она знала, нутром чуяла, что грядут неприятности, такие неприятности, которые не случались на протяжении многих лет.

Она стояла на крыльце своего дома, боясь выйти на улицу после наступления темноты, как и всю свою жизнь. Этот страх с годами только ухудшился и засох в ней, как пожелтевшие листья древней книги. Ночь была скверным временем суток для Беллак-роуд. Время суток, когда твари, которых не должно было быть, выползали на поверхность, и твари, которые должны были ползать, как могильные черви, передвигались на двух ногах, как люди.

Ранее она слышала суматоху и стрельбу в ночи, далеко-далеко, на окраинах земли Эзрен, где она упиралась в государственный лес Пиджен-Ривер. Она знала, что это полиция, рыскающая по окрестностям и нарушающая чужой покой, сует свой нос туда, где ей не рады, и в то же время лезет на рожон. Это был лишь вопрос времени. Когда она увидела, что большой грязный бульдозер вскапывает земли Эзрена и вытаскивает то, что лежало внизу, она поняла, что вскоре произойдет что-то ужасное.

Они собираются воскресить кошмары прошлого, вот что они собираются сделать. Наступят плохие дни и ужасные ночи, которых у нас не было с тех пор...

А? Что это за звук? Конечно, это они. Они были там. Она была только рада, что небо затянуто облаками и нет луны, которая бы освещала двор и пастбище за ним. Лунный свет забавным образом отражался от их глаз, и она не хотела их видеть. Ей оставалось три месяца до девяноста шести лет, и она хотела бы провести оставшееся время в покое и отправиться в могилу, никогда больше не увидев этих глаз. Впервые она увидела их глаза, когда была ребенком, сверкающие, как серебряные монеты, в высокой траве, и с тех пор они преследовали ее во сне, яркие и вечно наблюдающие.

Она сошла с крыльца, волоча за собой здоровенный мешок с объедками, которые они так любили. Она оставляла для них объедки, как это делали ее мать, и мать ее матери, и так далее. Если их кормить, было меньше шансов, что они начнут доставлять неприятности.

Старуха остановилась в трех футах от крыльца, прямо у каменной дорожки в траве. Боже, в ее возрасте это было не так-то просто. Было время, когда она вытаскивала для них объедки и через несколько минут уже была внутри, заперев двери на замок и плотно закрыв окна, чтобы ей не приходилось слышать те ужасные звуки, которые они издавали.

Теперь на это требовалось больше времени.

Она почувствовала легкий приступ страха в груди, но настоящего страха не было, потому что она знала, что они не причинят ей вреда. Они были как собаки, которые не кусают кормящую руку.

Она остановилась, слушая стрекот сверчков и лягушек, крики цапель и ночных ястребов, и подумала: Ты слишком стара для этого, и ты это знаешь, но, как и твоя мать, ты чертовски упряма, чтобы признать это. Да. Может быть. Возможно. Но она давно решила, что родилась здесь, на этой ферме, и здесь же умрет, как и ее муж семнадцать лет назад после тяжелой и честной работы.

Не то чтобы ее дети были согласны с таким решением.

У нее их было трое. Осталась только дочь. Ее старший сын умер от тромбоэмболии менее трех лет назад, а его брат погиб на войне. Осталась только младшая дочь, и она давно заставляла мать переехать в дом престарелых.