Помеченная звездами

Анни и отец девочек развелись четыре года назад, в лето шелкопряда; в ту пору все деревья в огороде стояли голые, объеденные гусеницами. По ночам было слышно дружное чавканье. Серебристые нити коконов заплели стропила крыльца, затянули знаки остановки. Поговаривали, что Стори ждут тяжелые времена. Алан работал директором школы, в его плотном расписании не было времени для частых визитов. Именно он тяготился браком и после развода практически исчез. В сорок семь лет он стал дамским угодником, а может, тогда просто не хватало мужчин. Внезапно он приобрел невероятную популярность. Во время бракоразводного процесса обнаружилось, что у него была любовница. Ее, правда, быстро сменила новая подружка, которую сестры Стори еще не видели. Но особых бед пока не случилось, несмотря на развод родителей и все опасности, подстерегающие юных. Анни с дочерьми продолжала жить в прежнем доме в Норт-Пойнт-Харборе, где за окном девичьей спальни рос высокий боярышник. По местным легендам, он вырос там задолго до того, как заселили Лонг-Айленд, и был самым старым деревом в округе. Летом большую часть двора занимал обширный огород с грядками помидоров. Посередине располагалась каменная купальня для птиц и решетчатая шпалера, густо увитая душистым горошком и робкой огуречной лозой. Сестры Стори могли выбрать отдельные спаленки на первом этаже, но жили вместе на чердаке. Собственным комнатам они предпочитали общество друг друга. Когда Анни слышала их заговорщицкий шепот на тайном языке за закрытой дверью, ее сердце болезненно сжималось от одиночества. Старшая дочь допоздна сидела на ветвях боярышника, она утверждала, что смотрит на звезды, но даже в пасмурные ночи ее черные волосы темнели на фоне неба. Анни не сомневалась: у тех, кто говорит, будто с девочками проще, просто не было дочерей.

В тот день сестры Стори были одеты в синее: бирюзовое, лазурное, сапфировое. Они любили одеваться похоже, чтобы люди путали, кто есть кто. Обычно они носили джинсы и футболки, но сегодня был особый случай. Девочки обожали свою бабушку Наталию и звали ее Амой вслед за маленькой Эльв. Их Ама была русской, чудесной и элегантной. Она влюбилась в дедушку во Франции. Хотя Розены жили на Восемьдесят девятой улице, они сохранили квартиру в Париже, в районе Маре, рядом с площадью Марше-Сент-Катрин, где в молодости жила Наталия. Сестры Стори считали, что на свете нет места прекраснее.

Анни с дочерьми ездили в Париж раз в год. Он кружил им голову. Они мечтали о долгих днях с их кремовым светом и неспешных ужинах в вечерней дымке. Они любили французское мороженое и стаканы с голубоватым молоком. Разглядывали прекрасных женщин и пытались подражать их походке и так же прелестно повязывать шарфы. Они всегда отправлялись во Францию на весенние каникулы. В это время каштан во дворе был усыпан ароматными белыми цветами.

«Плаза», наверное, лишь немногим уступала Парижу. Анни вошла в номер девочек и увидела, что они столпились около окна и глазеют на экипажи, запряженные лошадьми. Под определенным углом сестры выглядели взрослыми женщинами — высокими, красивыми и уравновешенными. Но они еще во многом оставались детьми, особенно младшие. Мег заявила, что, когда выйдет замуж, непременно прокатится в таком экипаже. На ней будет белое платье, а в руках — сотня роз. Тайный мир девочек назывался Арнелль. «Роза» по-арнелльски была «minta». Единственное слово, которое поняла Анни. «Alana me sora minta», — произнесла Мег. «Розы, куда ни посмотри».

— Как ты можешь думать об этом? — Эльв указала на окно. Она легко раздражалась и ненавидела жестокое обращение с животными. — Лошади совершенно истощены, — сообщила она сестре.

Эльв фанатично обожала животных. Много лет назад она нашла кролика, смертельно раненного лезвиями газонокосилки и истекающего кровью на пышной траве лужайки Вайнштейнов. Она изо всех сил старалась вылечить животное, но кролик все-таки издох в обувной коробке, укрытый кукольным одеяльцем. Девочки устроили похороны и закопали коробку под задним крыльцом, но Эльв была безутешна. «Если не мы позаботимся о тварях безгласных, — шептала она сестрам, — то кто?» Она была верна своим принципам. Насыпала семена плачущим горлицам, кормила консервированным тунцом бродячих кошек, угощала сахаром садовых бабочек. Она мечтала о собаке, но матери не хватало ни времени, ни терпения на то, чтобы содержать животное. Анни не собиралась нарушать привычный уклад. В доме и без того было тесно, даже терьеру или спаниелю не хватило бы места.

На Эльв было самое темное платье, глубокого сапфирового цвета, и сестры завидовали ей. Они во всем хотели на нее походить и верно следовали за ней. Младшие девочки завороженно слушали проповедь о лошадях.

— Их целый день гоняют без еды и воды. Они работают, пока не превращаются в кожу да кости.