Помеченный на удаление

Дознаватель растерянно покосился вправо. Я сразу обратил внимание на подозрительно зеркальную стену переговорки и сейчас убедился в том, что не ошибся. Зеркало не подало тайных знаков, поэтому мой собеседник снова затянул своим унылым голосом:

– В отношении вас будут проводиться следственные действия. Не покидайте место жительства…

– Что и куда покидать, за меня решает мое начальство. Мои действия на суше – не ваша юрисдикция.

Еще одна порция мычания, и я покидаю столь негостеприимный офис с выражением непоколебимого превосходства на лице. Вот только внутри черепушки мысли бродят совсем не такие бравурные. И еще очень спать хочется.

Жужжит в кармане телефон. Сообщение от Марлоу. «Влад, тебя искали, позвони по номеру…» Боже мой, это кто еще? Может, ну их на фиг, вечером позвоню? Вжик. Снова шеф. «Влад, звони, это срочно».

Срочно так срочно. Набираю. Кто бы сомневался – просят подойти. Куда-куда? В управление охраны частных территорий? Что это за зверь, интересно? У них же там частная охрана. А адрес? Как удачно! Орденская территория, корпус 13-А, офис 215. Да, конечно, буду через пять минут. Я здесь совсем рядом.

Очередной безликий корпус, очередной кабинет. Очередной дознаватель. Как звать-величать, где работаете, посещали ли полгода назад поместье Виктории Эйдельманн? По телефону, за компьютером, посещал.

– В чем конкретно заключалась ваша работа?

– Восстанавливал поврежденную вычислительную технику.

– Восстановили?

– Часть восстановил, часть не смог.

– Что было дальше?

– Ничего. В первый приезд изучил проблему, заказал запчасти. Во второй произвел ремонт. И больше я в поместье не приезжал.

– Выполняли ли вы какие-то работы с системой видеонаблюдения?

– Нет, такая задача не ставилась. Да я и не специалист в этой области.

– Что вы знаете о похищении прошедшей ночью самолета из поместья Виктории Эйдельман?

– От вас сейчас услышал. Только не верю – в такой ливень самолеты не крадут. Разве только тягачом на прицепе.

– Очевидно, самолет похитили в начале ночи, до дождя.

– Ну что могу сказать? Дайте по шапке охране.

– Охрана свое получит, не сомневайтесь. Я еще раз повторяю – что вы можете сказать по поводу похищения?

– Вы в чем-то меня подозреваете?

– Вы единственный человек, который мог отключить видеокамеры.

– Ага. Пробежал два десятка миль по охраняемой территории, оторвал провода, потом сел на самолет и улетел. И как-то оказался утром снова на Острове. А самолет в карман спрятал. Полные карманы «боингов», ага. Вам самому-то не смешно?

– У вас мог быть сообщник.

– И у вас. И у любого из охранников. Отключаете камеры, даете самолету улететь, а потом рвете волосы на всех местах. Куда правдоподобнее, чем меня обвинять.

Дознаватель молча сопит какое-то время, потом выкидывает главный козырь:

– Камеры были отключены программно!

– И что?

– Ты программист!

– А ты насильник!

– Почему?

– Хрен у тебя в штанах есть? Достаточно, чтобы посадить за изнасилование. Такого же уровня логика.

Мне интересно, такие вот следователи, с позволения сказать – они на что надеются? Что я упаду и сознаюсь под градом неопровержимых доказательств? Чтобы доказательства стали неопровержимыми, надо хоть немного в предмете разбираться. А с этим, похоже, у ребят большие проблемы.

Дальше, предсказуемо, громкие фразы о продолжении следственных действий, запрете покидать место жительства и прочее в том же роде.

Выхожу на улицу, под дождем добегаю до машины. Спать хочется уже так, что впору веки ко лбу приклеивать. С опаской беру телефон, но нет, новых визитов по присутственным местам пока не намечено.

В полном коматозе добрался до дома. Хорошо, что все от дождя попрятались, а то с соблюдением правил дорожного движения у меня сейчас большие проблемы. Лилька отсыпается после ночной смены. Мокрую одежку скинул, морду и руки ополоснул, и спать, спать…

Мозг проснулся часа через четыре. Остальной организм жаловался на усталость и шевелиться отказывался категорически. Вот только думать, к сожалению, это не мешало. И мысли были сплошь невеселые. Я, похоже, перевыполнил норму по глупостям, которые можно сделать в жизни. И где-то, совсем рядом, маячит расплата. За все, что я натворил. За хорошее и за плохое. За глупость мою, за жадность. За жалость и доверчивость. За наивные попытки восстановить справедливость там, где ее нет и быть не может. За нежелание дружить с кем-то против кого-то. За глупую надежду избежать драки, когда все вокруг давно машут кулаками. И, конечно, за всех убитых, прямо или косвенно. Пусть они были плохие, но все равно грех.

Необычны такие мысли для безбожника, прямо скажем.