Помеченный смертью

– Свет! – нетерпеливо выкрикнул Даруев.

Вспыхнуло освещение.

– Ого! – вырвалось у Даруева. – В «яблочко»!

Он обернулся и посмотрел на Рябова. Тот невозмутимо извлекал пустой магазин. Даруев засмеялся, прогнав с лица хмурость. Он понял, что все у них теперь получится, как намечалось.

– Молодец! – сказал, но теперь смотрел не на Рябова, а на инструктора, и было непонятно, к кому относится похвала.

Алексеич на всякий случай зарделся.

– Что-то ты нарядный сегодня.

– Есть повод, Геннадий Константинович.

– Ну?

– День рождения.

– Тьфу ты! – сказал в сердцах Даруев. – Надо же, из-за этой работы все мозги набекрень. Голову мне задурили, и я забыл совсем.

Рябов возился с винтовкой.

– Ты иди! – сказал ему Даруев. – Что у тебя следующее по расписанию?

– Взрывчатые вещества.

– Иди, – кивнул Даруев. – Я потом подойду, посмотрю, как там у тебя получается.

Рябов ушел.

– Ну, доставай, – сказал Даруев. – Знаю же, что есть.

Алексеич склонился и извлек откуда-то из-под стола запечатанную бутылку водки и два пластиковых стакана.

– Сколько тебе? – спросил Даруев.

– Сорок четыре.

– Ого! Зрелый мужик!

Алексеич опять зарделся. Разлил водку по стаканам, один придвинул Даруеву.

– Алексеич! – сказал Даруев с чувством. – Я тебя знаю всего два года, а кажется, знаю всю жизнь. Как-то ко двору ты пришелся. Толковый, словом, мужик. И курсанты от тебя выходят не мазилами, а снайперами. – Даруев поднял стакан в руке. – За твой зоркий глаз, Алексеич! И за твердую руку!

Инструктор хотел что-то сказать в ответ, но не смог, только кивнул прочувствованно. Выпили.

– Глаз тебя не подводит? – спросил с улыбкой Даруев.

– Да я… Да у меня…

Алексеич засуетился, не зная, как доказать свое умение, и вдруг будто что-то вспомнил, широко улыбнулся.

– Вот на спор могу, Геннадий Константинович. Сейчас приму стакан, и после того все пули – в «яблочко».

– После полного стакана?

– Полного! – кивнул Алексеич и засмеялся.

Он торопливо, так что даже расплескал, налил водку в стакан до самых краев, обернул раскрасневшееся от возбуждения лицо к Даруеву.

– Ну?

– Давай! – кивнул Даруев и тоже засмеялся. – Трепло ты.

– Я?

Алексеич залпом выпил водку и, даже не закусив, рванул откуда-то из-под стойки пистолет.

– Э-э, погоди! – всполошился Даруев, смутно догадываясь, что его провели. – Время еще не прошло!

– А уговора не было! – смеялся Алексеич и палил по мишени, картинно подбоченясь.

– Водка до желудка еще не дошла!

– Не было уговора, Геннадий Константинович! Не было!

– Провел меня, шалопай! Ладно, прощаю в честь дня рождения.

Инструктор положил разогревшийся от стрельбы пистолет на стойку. Предложил:

– Полюбуйтесь на мишень.

Даруев на это только махнул рукой.

– Что там смотреть, Алексеич? Одна в одну, я же знаю…

Алексеич уже в который раз зарделся, принимая похвалу. Чтобы сделать шефу приятное, сказал:

– Я и вашу стрельбу видел, Геннадий Константинович. Отличная работа! Просто великолепная! Класс!

Он с таким жаром говорил, что стало ясно – наконец-то водка подействовала.

– Ладно, наливай! – скомандовал, посмеиваясь, Даруев.

Алексеич плеснул водку в стаканы. Выпили.

– Хорошо здесь у тебя. Спокойно, тихо, прохладно. – Даруев обвел взглядом белые, в известке стены тира, наткнулся на мишени. – Дай и мне пистолет, пожалуй. Посмотрим, как у меня после стакана дело пойдет.

Покачал головой, вспомнив, как обвел его вокруг пальца инструктор.

– Вам какой, Геннадий Константинович?

– Маузер, – засмеялся Даруев. – Такой, знаешь, какие в Гражданскую войну были.

– А у меня есть.

– Да ну?! Давай! Я в жизни подобного не держал.

Инструктор исчез и вернулся с оружием. Маузер был старый, краска стерлась, деревянная кобура, служащая одновременно прикладом, рассохлась и потемнела.

– Заряжен?

– А как же!

Даруев вскинул руку с оружием. Круг мишени казался далеким и расплывчатым. Выстрел.

– Не годится! – сказал Алексеич, прильнув к зрительной трубе.

Еще выстрел.

– Не годится!

– Неужто совсем не попадаю? – обиделся Даруев.

– Не то чтобы совсем. Рядом, с мишенью пули ложатся.

– Он у тебя не пристрелян, этот маузер!

– У меня? Не пристрелян? – в свою очередь оскорбился Алексеич.

В его голосе было столько негодования, что Даруев пошел на попятный:

– Ладно, это все я. После выпитого глаз уже не тот. – И, чтобы уйти от обидной темы, перевел разговор на другое: – Рябов-то хорош?

– О! – сделал губы трубочкой Алексеич и пьяно-многозначительно подмигнул. – Этот парень еще себя покажет! Настоящий профессионал! Рэмбо! Клянусь! – Приблизил лицо к Даруеву и произнес заговорщицки тихо: – Я даже испугался в первый момент, когда понял, против кого его готовили!

От него сильно пахло спиртным. Даруев отстранился и несколько долгих мгновений молчал, осознавая услышанное.

– О чем ты? – спросил наконец.

Алексеич, наверное, что-то уловил в его голосе, потому что пьяно подмигнул и ответил, шутовски приложив ладонь к голове, будто честь отдавал:

– Да я могила, Геннадий Константинович! Мне разве больше всех надо?

– Я просто не понял ничего, – осклабился Даруев. – Кто готовил? Кого готовил?

– Рябова этого.

– Ну!

– Да ладно вам, Геннадий Константинович…

– Ты уж говори, чтоб я знал.