Инга даже не сразу поняла, что это и есть знаменитая коллекция Решье, ради которой они с Григорьевым сюда и прибыли.
Людей в зале было много. Холеные, хорошо одетые мужчины со своими прекрасными спутницами переходили от витрины к витрине. Выставленные образцы обсуждались вполголоса, и оттого в зале стоял какой-то монотонный гул, в котором было не разобрать слов. Некоторых из присутствующих Инга знала, видела неоднократно по телевизору, и от близости этих известных всей стране людей она несколько растерялась и сникла, чувствуя себя чужой. Григорьева сразу приметили, подходили, здоровались, перебрасывались ничего не значащими фразами. Почти все отмечали исключительные оригинальность и богатство коллекции. Даже для этих людей, казавшихся Инге всемогущими, выставка представлялась событием неординарным.
– Приступим? – предложил Григорьев.
Инга по-прежнему шла с ним под руку, но это его, казалось, нисколько не смущало.
Они обошли зал кругом, останавливаясь перед каждой витриной. Такой красоты Инге еще не доводилось видеть. Не было ни одной вещи, мимо которой можно было бы пройти спокойно. Григорьев, похоже, заметил состояние своей спутницы, произнес вполголоса:
– Выбрать будет непросто, а?
– Да, – кивнула Инга.
Она сохраняла спокойное выражение лица, но чувствовала себя растерянной.
– Это все продается?
– Любую вещь можно купить.
– Почему же не указана цена?
Григорьев едва заметно улыбнулся:
– Цена важна в гастрономе, Инга. Здесь же в первую очередь обращают внимание на красоту изделия. Все остальное вторично.
Он произнес это поучающе, но Инга нисколько не обиделась – признавала за ним это право.
К ним подошел Бородин. Инга смутилась, но, как оказалось, напрасно – Бородин вел себя так, будто ничего странного в появлении Инги здесь не было, и даже не взглянул на нее.
– Как тебе выставка? – поинтересовался Григорьев.
– Решье дело знает, – уважительно ответил Бородин.
– Ты был у Морозова?
– Каждый день к нему хожу.
– Помогает?
– Кажется, да.
– Я же говорил тебе – Каспаров. Все умеет.
– Хороший специалист, – подтвердил Бородин.
– Он когда-то работал в КГБ. Туда дураков не брали.
– В КГБ? – вскинулся Бородин.
– Да. У них там была какая-то программа, жутко секретная, как раз по его специальности. Только он не любит об этом рассказывать.
– Но сейчас он там не работает?
– Нет. Там все развалилось – и он ушел. Я по своим каналам его проверял, но так ничего и не раскопал.
– А что ты хотел раскопать?
– Интересно все-таки, чем там человек занимался.
– Так спроси.
– У кого?
– У него самого.
– Не расскажет! – засмеялся Григорьев. – Что-то там такое было, о чем он никак не хочет вспоминать.
Он вдруг обернулся к Инге и сказал, все еще смеясь:
– Вы пока побудьте одна, пожалуйста. А мы с Андреем Алексеевичем поговорим.
И опять Бородин лишь скользнул по Инге взглядом, будто ее не узнавал. И только когда она отошла в сторону, сказал негромко:
– Ты все-таки ее клеишь?
– Жалко девку, пропадает.
– Зато с тобой не пропадет, – язвительно усмехнулся Бородин.
– А что? – обиделся Григорьев. – Она же жизни не видит. Еще пяток годков пройдет, она постареет и никто на нее не взглянет даже. Так что пусть моментом пользуется.
– Благодетель! – саркастически резюмировал Бородин.
– А ты не язви! Я не виноват, что ты на нее не реагируешь.
И вдруг разговор сам собою сломался, возникла секундная пауза, и сразу, без перехода, Григорьев заговорил о главном, из-за чего и отправил Ингу прогуляться:
– Комплексы уже готовы, Андрей. Со дня на день их будут отправлять.
– Что от меня нужно?
– Действовать! Очень быстро! Желающих поучаствовать много, рыщут вокруг, аки волки голодные, клацают зубами…
– Не съедят? – озаботился Бородин.
– Съедят, если быстро не обернемся. Так что не зевай, Андрюша.
– За мной задержки не будет.
Помолчали, думая каждый о своем.
– Ладно, иди к Инге, – сказал Бородин. – Скучает.
– А ты не ревнуй.
– Я не ревную.
– Ну и хорошо.
– Но тебе придется ее забрать.
– Куда?
– Да куда хочешь. Я ее уволю.
– Почему? – изумился Григорьев.
– Просто уволю – и все.
– Я тебе уволю! – погрозил пальцем Григорьев. – Пусть работает.
– Она не будет справляться с обязанностями.
– Почему?
– Бессонные ночи, то да се…
– Это будет очень редко, – пообещал Григорьев.
– Что будет редко?
– Ее бессонные ночи. Я не буду с ней встречаться слишком часто, иначе меня жена из дома выгонит.
– То-то же…
– Обещаю, – сказал Григорьев. – Раз в неделю, а больше – ни-ни.
– Ну и жизнь, – притворно вздохнул Бородин. – Он с ней спит, а я ей плачу зарплату.
Григорьев вернулся к своей спутнице.
– Что-нибудь стоящее нашли, Инга?
– А вам самому что-нибудь понравилось?
– Да, кулон. Вон в той витрине.
– Такой, овальный, да? С голубым камнем?
– Да.
– И мне он понравился.
– Значит, у нас с вами вкусы совпадают, и мне это нравится, потому что ваш вкус, Инга, безупречен, – мягко стелил Григорьев.
Кулон и вправду был хорош. Небольшой и искусно выделанный, в его блеске таилась какая-то тайна. Григорьев жестом подозвал одного из молчаливых парней, слоняющихся по залу со скучающим видом. Инга поначалу приняла этих людей за охранников.