Помело для лысой красавицы

— Бедствую, — честно взглянула я ей в глаза. — Я ж целых два месяца в швейцарской клинике провалялась, результата ноль, а денежки все оставила там.

— А это что? — она мотнула головой в сторону окошечка.

— Ой, Глашенька, поклянись что никому не скажешь! — зашептала я. Подстраховка на всякий случай, для быстроты распространения сливаемой дезы.

Глаза ее загорелись и она тут же горячо заверила меня:

— Да ты что! Что я без понятия что ли! Никому!

— Миллионер в меня там влюбился, в клинике-то той!

— Ну и? — озадаченно вылупилась на меня Глашка. — А в чем секрет?

— Да начнут спрашивать всякие — что да как, а он у меня под восемьдесят лет, отвратительно жирный и вообще урод. Стесняюсь я, — стыдливо призналась я.

— Вот дура, — припечатала Глашка. — Да мне б такие деньги кто давал — на руках бы носила! А что старый — так еще лучше, помрет скоро.

— Глаш, — помялась я, — ну ты в общем никому, ладно?

— Да ты что! — вскинулась она. — Я ж пообещала!

— Я б у него сроду денег не взяла, да куда денешься, если Оксанка с меня такую сумму заломила, жить-то хочется! — лепетала я, жалостно глядя на нее.

— Холера! — отозвалась о ней Глашка. — А сама-то как?

— А что, не видно? — уныло отозвалась я. — Деньги все со свистом на лечение ушли, осталась босой и все равно больной, еще и пострашнела так, что не узнает никто.

— Ну ты и раньше красой не блистала, — нетактично вставила Глашка.

Вот зараза! И не страшная я вовсе, просто бесцветная, как все блондинки!

— Девушка, распишитесь, — позвала меня операторша из окошечка, протягивая бумаги.

— Ну я пошла, моя очередь вон подходит, — метнулась Глашка к своему окошечку.

А я подивилась — как все удачно складывается! Надо ж было мне напороться в банке ни на кого-то, а именно на первую нашу сплетницу. Как уныло говорит ее родная сестра — «Хочешь, чтобы что-то узнали все — скажи это Зойке». Как ни странно, но Глашку на моей памяти так целенаправленно никто еще не использовал. То ли не догадывались, то ли всерьез не воспринимали.

Взяв бумажки, я зашла в свободную кабинку кассы и получила деньги. После чего деловито рассовала деньги — Оксанины двадцать шесть тысяч — в сумку! — дяди Монину тысячу — в правый карман и себе на булавки, уже рублями — в правый.

Когда я вышла обратно в зал, Глашки там уже не было. Впрочем, я свое дело сделала, и долгие разговоры мне с ней вести было некогда. Я вышла из банка и, сев в машинку, покатила к Оксане.

Каждый раз, когда я посещаю ее дом, я первым делом в недоумении осматриваю это помпезное нелепое сооружение. Высокий белокаменный забор, над которым возносится белая мавританская башня, увенчанная снежно — белой маковкой наподобие церковной. Как полный апофигей смотрится на ней тарелка спутникового телевидения и флюгер в виде позолоченного петушка. «Чё к чему собачка сдохла», — в который раз бормотнула я, тормозя около сего великолепия. Аккуратно припарковалась около вмонтированного в ворота домофона и нажала кнопку, не выходя из машины.

— Кто? — послышалась из динамика.

— Оксана, это Мария, выйди, вынеси мне отвар.

— Так заходи, я сейчас открою, — предложила она.

— Лучше уж ты выйди, — посоветовала я и отключилась.

Минутки через три в огромных воротах открылась вырезанная в них калиточка и показалась Оксана.

— Держи, — протянула она мне литровую банку. — Ну как, лучше тебе после первой стало-то?

— Да уж не соврала, — скупо улыбнулась я и протянула ей внушительную стопочку зеленых банкнот. Банку я осторожно обмотала тряпками и поставила в сумку. Если мне не изменяет память, я держала в руках самое дорогое лекарство в мире.

Оксана деловито пересчитала доллары, сунула их в карман затрапезного халата и подняла на меня радостные глаза.

— Ты, девонька, главное пить не переставай, — наставляла она меня. — Большие перерывы не делай, пей понемножку, но часто, хоть каждый час по несколько глотков.

— Ясно, — кивнула я.

— Насчет перстня что? — спросила Оксана.

— Работаю, — пожала я в ответ плечами.

— На шабаше-то будешь? — не унималась моя врагиня с вопросами.

— На каком таком шабаше? — удивилась я. Шабаши проходят в Хэллоуин, 31 октября, а теперь декабрь на дворе.

— Здраавствуйте! — всплеснула она руками. — Так осенью-то шабаша ведь не было, я болела, ты в Швейцарии, Галинка себя в рабство за ту услугу нам отдалась и права голоса не имеет, Прасковья занедужила сильно, Лора в монастыре задержалась, а остальные что? Остальные почитай третьим составом идут. Вот и решили его сейчас провести, все вроде устаканилось.

— Мне никто ничего не сказал, — нахмурилась я.

— Тю, — протянула она, — да никто и не знает что ты снова в городе. — Считай что я тебя официально пригласила, с тринадцатого на четырнадцатое на опушке за Колосовкой.

— Хорошо, — кивнула я. — Ладно, Оксан, мне некогда.

— Ну пока, — кивнула она. — К завтру отвар готовить?

— Да, — кивнула я и поехала в «Блэк леди».