Помело для лысой красавицы

Легкое дуновение пронеслось над поляной. Свеча в ее руке мигнула, затухла, так что лишь крошечный огонек чудом держался на воске. За деревьями в непроглядном небе здорово громыхнуло. Я затаив дыхание смотрела на свечку — ну же, гасни, и обряд не состоится!!!

Огонек безнадежно колебался, становясь все меньше, и тут над поляной пронесся еще один порыв ветра. И свеча победно взметнула своей пламя. Духи, похоже, благословили Оксанино колдовство.

Она не позволила себе остановиться все это время. Так же кружилась со свечой, уже успела обмазать кровью колени и теперь плескала ей на дряблый живот. Потом она жестом подозвала Серегу, помазала его руки и губы моей кровью и произнесла:

— Кровью связаны, кровью развязаны, отныне ее кровь — моя кровь, мое тело — храм твой, поклоняйся мне лишь одной.

Серега моргнул, сделал движение вытереть губы, но потом не решился. Ветер над поляной усилился, он зябко поежился, но с места не сдвинулся.

— Я, Оксана, вышла на свет из крови, так благослови же меня, Свидетель, на новое время.

Она взяла атаме, полоснула себя по руке и смешала нашу кровь. После чего Оксана соединила наши взрезанные запястья — рана к ране — и продолжила заклинание. Ветер уже вовсю носился над поляной, Оксана стала синей от холода, однако голос ее не дрожал ни на йоту. Мастер! Кое-где над поляной зазмеились фиолетовые молнии.

— Кровь и тело на кровь и тело. Снимаю я с себя шкуру старую и годы прожитые, взамен беру младость …

Я не слушала ее. Я в ужасе смотрела на свою руку, из которой капала кровь. Мне казалось — или она на глазах становилась дряблой старческой клешней???

Грозовой рокот и свист ветра над поляной нарастали.

«Это — все», — отрешенно подумала я, обратила взор в себя и принялась молиться. Больше я сделать ничего не могла. Ветер Клеопатры требует человеческой жертвы, а не просто кровопускания.

«Господь, Отец мой всемогущий, — устало начала разговаривать я с Богом. — Всякое у нас с тобой было, и я тебя не слушалась, и ты меня забывал, только вот он, пришел мой смертный час. Не баловал ты меня в последнее время, столько проблем послал, что удавиться было впору, но сейчас, именем Сына твоего, Иисуса Христа я тебя молю — прости мне грехи, оскорбляющие тебя, вольные и невольные, через слово и через дело».

Я сбилась — ветер еще усилился, стал задувать мне на открытые глаза колючие снежинки, а я не могла под фризом их прикрыть веками. Сполохи молний слепили глаза.

«И спасибо что послал мне хоть и ужасную, но безболезненную смерть», — добавила я. Боли я всегда жутко боялась.

Вой ветра меня отвлекал. Оксана властно и уверенно читала заклинание, но я была уже спокойна. Самое главное — прощение я автоматом получила. Господь — он в общем — то гордец, смотрит на нас как на букашек, за что я с ним и была постоянно в неладах — терпеть не могу высокомерия. Но одного у него не отнимешь — не врет никогда. А в Библии сказано, что если покаяться да еще именем Христа попросить о чем—то — простится все что угодно.

Посмотрим, каковы небеса.

Посмотрим, каков Господь.

Я отчетливо чувствовала, что жизни во мне осталось немного.

«Господи, все в воле твоей, и раз я умираю так не вовремя, то позаботься о матери — я уже не могу. И благослови Сашку, пошли ему здоровья и удачи»

Тут мысли спутались, и глаза почему-то налились слезами.

«Пусть он меня за кольцо простит», — тоскливо попросила я.

Сашка…

Что-то он там делает? Читает книжку, или в гостях, или спит? Спит — с кем?

И тут дикий крик пронзил тишину леса. Я в изумлении уставилась на Оксану — она, стоя в ванночке, тряслась, словно через нее пропустили ток. Ветер бешенным вращающимся коконом обнял ее, все плотнее и плотнее сжимаясь около нее.

— Что это с тобой? — ошеломленно воскликнул Серега и кинулся к ней.

— Не … подходи, — прохрипела Оксана, похоже что из последних сил.

Серега остановился, а она тяжело упала на колени, взметнув со дна лоханки кровавые брызги, ее выгибало, корчило под немыслимыми углами, словно она была без костей. Крик ее в какой — то момент прервался, через мелькающие в бешеной свистопляске снежинки я видела, как она широко разевает рот, пытаясь вздохнуть, однако ветер сгустился и стал вязким и плотным, не давая ей сделать вдох.

И тут маленькая, но весомая молния пронизала Оксанин кокон наискосок, вошла тяжелым тупым наконечником под левую грудь и зазмеилась за ее спиной.

Дернувшись, Оксана бесформенной массой осела в лоханку, теперь и вовсе напоминая перекисшее тесто, которое у нерадивой хозяйки тяжело переваливается через верх кастрюльки и устремляет свои потоки вниз, на радость тараканам.

Все это заняло буквально секунды.

Пока я в шоке соображала, что это было, на поляне все стихло.

Последняя молния лениво ударила в Оксанин беззащитный живот. Она не пошевелилась.