Наконец, кончились хлопоты по части залога: 20 июля Пушкин получил из ломбарда за кистеневские души 13 200 руб. Настало время выпроваживать Льва Сергеевича в Грузию. Он уже надоел в Петербурге. «Лев Сергеевич, — писал о нем Пушкин жене, — очень себя дурно ведет. Ни копейки денег не имеет, а в домино проигрывает у Дюме (ресторатор) по 14 бутылок шампанского. Я ему ничего не говорю, потому что, слава Богу, мужику 30 лет; но мне его и жаль, и досадно. Соболевский им руководствует, и что уж они делают, то Господь ведает. Оба довольно пусты».
За «пустого» братца пришлось уплатить изрядные суммы: в ресторан Дюме за вино (то самое, проигранное) 220 руб. и на руки 280 руб. Это 23 июля в день получения денег из ломбарда, а затем, очевидно, перед самым отъездом 31 июля Пушкин вручил братцу 950 руб. Кроме того, Пушкин поспешил отослать долг Льва Сергеевича Павлищеву — 837 рублей. Павлищев благодарил Пушкина письмом и не постеснялся тут же дать поручение шурину… ни более, ни менее… выкупить из ломбарда фермуар и продать его по своему усмотрению. Это неизданное письмо уместно привести.
«25 октября (6 ноября) 1834, Варшава
Милостивый Государь Александр Сергеевич.
По слухам, дошедшим до батюшки, что вы уже воротились из деревни в Петербург, я спешу поблагодарить вас за деньги, высланные вами на удовлетворение одного из безответных заимодавцев Льва Сергеевича. Не худо бы расплатиться и с другими, в особенности с Плещеевым и Тутом; но это Лев Сергеевич должен знать лучше нас с вами.
В последнем письме вы спрашивали, скоро ли родит Ольга? 8/20 октября она разрешилась сыном
покорнейшего всегда к услугам
NB. Мне хотелось бы знать ваш адрес: это письмо отправляю просто — в
С отъездом Льва Сергеевича не исчезли из бухгалтерских заметок Пушкина записи расходов на брата. Уже 1 сентября было выплачено портному 391 рубль.
Родители продолжали висеть на шее Пушкина. В счет назначенного им содержания он должен был уплачивать «за дом» — квартплату и выдавать харчевые людям. А челядь Сергея Львовича была сущая саранча, до 15 человек, но барин любил быть окруженным людьми и сердился, когда всю челядь не видел на лицо: «да где тот? да где этот? да кто его послал?» Эту челядь в отсутствие родителей тоже надо было содержать, а затем надо было слать деньги в деревню. В 1834 году родители уехали в Михайловское 11 июня и вернулись в Петербург 15 декабря: за это время Пушкин переслал им 1350 руб.
1 ноября Пушкин подвел бухгалтерские итоги. Получил он всего денег 13 830 руб., израсходовал 8131 руб. и записал свои размышления: «Остается 5709. — Вычесть из них старого долгу за сестру и за людей 550, остается 5159. Беклемишев требует из них 2000, и Прасковья Александровна (Осипова) 1870. Если им заплатить, то останется еще 1229 руб.». Долг Беклемишеву был неприятный, застарелый долг. Лев Сергеевич задолжал А. П. Плещееву 2000 рублей и 30 червонцев. «Долг этот, по словам Павлищева, каким-то образом принял Аничков на себя, в надежде получить деньги от Л. С. в Петербурге. Денег он не получил, а между тем Плещеев, по случаю сдачи своей роты, попавши в трудное положение, требует платежа от него. Чем это кончится, не знаю; но вышла большая путаница». А дальше Плещеев передал получение денег штабс-капитану Эйхбергу. Эйхберг обратился за помощью в этом деле к дяде Плещеева Н. П. Беклемишеву, и 3 ноября Пушкин получил от последнего неприятное письмо со вложением не менее неприятного письма Эйхберга. И то, и другое печатается здесь впервые. Письмо Эйхберга:
«Почтеннейший Николай Петрович!