Помещик Пушкин

Мотив, разработанный в 33-й строфе, мы находим в черновике на 17 об., но тут нет никаких дат. Подробности черновой редакции таковы, что не дают возможности говорить о ней, как о наброске именно 33-й строфы, а, наоборот, подтверждают значение ее, как самостоятельного замысла. Пушкин предполагал сначала форму обращения к ней: поэтому мы читаем ты, твой. Такая форма была бы не последовательна, если бы от 32-й строфы в тетради 2369 Пушкин действительно перешел к строфе 33 в тетради № 2366. Затем самое построение стихотворения в зачеркнутых деталях также заставляет думать о самостоятельном замысле. Привожу черновик, предупреждая, что не отмечаю, что зачеркнуто и что оставлено, так как для нас это обстоятельство не имеет значения, да, кроме того, можно сказать, что набросок почти весь перечеркнут.

   Ты помнишь море пред грозою
   У моря ты               Близь моря
   Могу ли вспомнить равнодушный
Она    Я помню берег    Она   Над морем ты
   Мне памятно    А ты кого назвать не смею
Она    Стояла над волнами под скалой
   Как я завидовал волнам —
   Бурными рядами чередою
   Бегущими из дали послушно
   С любовью пасть к твоим ногам
   Как я желал
   И целовать
   И, о как я желал с волнами
   Хоть милый след
   Коснуться ног твоих ее устами и т. д.

Можно, кажется, после всех выставленных соображений считать доказанным, что помета 16 августа 1822 года не есть описка и что для 33-й строфы Пушкин воспользовался набросками, которые свидетельствуют о каком-то самостоятельном замысле. Замысел этот, конечно, вызван любовными воспоминаниями о М. Н. Раевской. Черновик на 17 об. прибавляет одну маленькую, но яркую подробность к характеристике чувства поэта. Как он обращается к ней в своей черновой тетради, которая, казалось бы, недоступна для посторонних взоров? Он не имеет смелости назвать ее:

О, ты, кого назвать не смею,

гласит зачеркнутая строка.

XIII

Все наши наблюдения приводят нас к заключению, что мучительным и таинственным предметом любви Пушкина на юге в 1820-м и следующих годах была М. Н. Раевская, но при всей их доказательности должно признать, что они все же нуждаются в фактическом подкреплении, которое возвело бы предположения и догадки в степень достоверных утверждений. Мы можем указать такое подкрепление.

Пушкин оставил поэтическое свидетельство, которое не только удостоверяет нас в том, что поэт любил именно Марию Раевскую, но и указывает на глубину и серьезность чувства поэта и набрасывает в тонких очертаниях характеристику этой страсти. Это поэтическое свидетельство — посвящение к «Полтаве»; напомним его.

1    Тебе — но голос музы темной
2    Коснется ль уха твоего?
3    Поймешь ли ты душою скромной
4    Стремленье сердца моего?
5    Иль посвящение поэта,
6    Как некогда его любовь,
7    Перед тобою без ответа
8    Пройдет, непризнанное вновь?
9    Узнай, по крайней мере, звуки,
10   Бывало, милые тебе —
11   И думай, что во дни разлуки,
12   В моей изменчивой судьбе,
13   Твоя печальная пустыня,
14   Последний звук твоих речей
15   Одно сокровище, святыня,
16   Одна любовь души моей.