25 июня 1826 года Бенкендорф был назначен шефом жандармов и командующим императорской главной квартирой; 3 июля взамен особой канцелярии министерства внутренних дел было образовано III Отделение собственной Е. И. В. канцелярии, а Бенкендорф был назначен главноуправляющим этим отделением. Нет сомнения, что фактически готовиться к этой службе Бенкендорф начал гораздо раньше только что названных официальных событий. Ведь помимо общей задачи вытравить малейшие остатки духа 14 декабря 1826 года была и очень важная частная. Предстояла коронация в Москве, а перепуганному Николаю Павловичу и его высшему правительству все казалось, что злоумышленники могут устроить какие-либо неприятности — от манифестаций до покушений. Нужно было принять меры к тому, чтобы торжественное событие прошло совершенно гладко, чтобы ни один дерзкий возглас, ни один пущенный темный слух не омрачил спокойствия этих месяцев. Организацией секретного надзора на этот случай и занялся Бенкендорф еще в то время, когда он не носил никакого соответствующего официального звания. Надлежало наметить людей, выбрать помощников, создать штаты агентов. Тут подвернулся ему генерал-майор И. Н. Скобелев, с 1818 года занимавший место генерал-полицеймейстера 1-й армии (а в 1824 году назначенный к генерал-губернатору Балашову, генерал-губернатору пяти губерний) и специализировавшийся на политических доносах. Это был истый доносчик со всеми яркими и пахучими чертами этого типа. Его невежество и до сих пор бьет в нос; его бумаги, безграмотные до забавности, писанные елейным стилем, можно бы и теперь приводить как примеры на доносы; свое предательство и невежество он старался осветить светом любви к отечеству и преданности престолу, тогда как в сущности, как это обычно в таких случаях, в нем лишь проявлялось узкоумие и копеечное корыстолюбие. От доносов на мелких обывателей, писателей, офицеров он перешел к доносам на лиц чиновных и сановных, на первейших вельмож вроде Голицына, Закревского, Мордвинова, и кончил тем, что написал донос на своего ближайшего и непосредственного начальника — бывшего министра полиции генерал-адъютанта Балашова. Эту одержимость можно было бы счесть прямо болезненным явлением, если бы, впрочем, по мере достижения мест и чинов не утихала энергия доносительства и шпионства: известно, что Скобелев скончался в чине полного генерала на должности коменданта петербургской крепости, «окруженный всеобщим почтением и обласканный благоволением императора».
Сам ли Скобелев предложил Бенкендорфу свои услуги, или же Бенкендорф, наслышавшись, призвал его к службе, но только сохранилась следующая записка от 11 апреля 1826 года (на французском языке): «Генерал Скобелев был у меня, кажется, что он как нельзя лучше понимает свойства и важность поручений, на него возложенных. Он рекомендовал мне Фрейганга и еще 7 других из его чиновников; я буду иметь о них попечение и к маю месяцу пошлю их в Москву». А сам Скобелев, крайне желая попасть на службу, в патриархальных выражениях писал Бенкендорфу: «Повергая в начальничье вашего превосходительства покровительство кол. сов. Фрейганга и всех добрых сотрудников моих, коим, по похвальной цели и поведению, рвению, усердию и любви к престолу преисполненным, не могу дать другого имени. Желаю всем сердцем, чтобы полиция, как спасательная система монархии и полезнейший бальзам к излечению недугов ее, восприяла благие начала в особе вашей. Желаю вместе, чтобы чины, в состав полиции поступить имеющие, даром души и сердца отвечали достоинствам сей службы в равномерной цене, какую дознал я на самом опыте в представляемых при сем. Желаю, наконец, чтобы при действиях ко благу общей возникающей полиции, добрые, не опасаясь подлой клеветы, спали в объятиях покоя, а бездельники, соскуча трепетать, обращались на путь чести. Достигнув сей точки славы, душевная благодарность верных сынов России будет неразлучным спутником вашим и за пределы жизни; а до того, следуя уважению достойному примеру, в вашем превосходительстве вчерась мною замеченному, я, до окончания коронации, буду полицейским в полном смысле слова, и, признаюсь, что вместе с вами вижу в том крайность, обязывающую меня покорнейше просить об отправлении сих чиновников в Москву к 10-му числу будущего месяца, дабы к прибытию вашему успел я, по мере возможности, ввести порядок, к предупреждению зла служить могущим, и познакомить вас со всем тем, что к сведению вашему будет необходимым». Читая эти высокопарные фразы, только удивляешься, зная, для чего тратилась вся эта напыщенность и торжественность.
А 7 апреля Скобелев вновь докладывал Бенкендорфу: «Если справедливо, что неблагонамеренные люди (как извещен я), при неудачах произвесть какой-либо комераж в столицах, обратились к поселянам и партизанят, то все чаяния мои и опасения оправдываются, а уверяющие в совершенном спокойствии должны бы краснеть (разумея под сим неопытность)».