Помещик. Том 1. Сирота

Афанасий мог себе позволить и дорогое, крашенное сукно на свитку, но ограничился обычным из черной шерсти[2]. Он был достаточно умен для того, чтобы не «дразнить гусей» по пустякам. И не демонстрировать жителям Тулы и ее окраин свои материальные возможности. Поэтому одежду свою шил из добротной, но недорогой ткани. Однако держал ее всегда опрятной и исправной, не допуская рванины или излишней потертости. То есть, вид держал иным способом. Так ему проще было и с крестьянами беседы вести, и с посадскими, и с прочими. А у состоятельных людей испрашивать более внушительные пожертвования на нужды храма. Дескать, вон, даже одеться толком не получалось…

Зябкий осенний ветерок холодил уже не молодое тело священника. Поэтому он то и дело кутался в свою свитку, стараясь укрыться получше. Ветерок же то с одной, то с другой стороны «пробирался», задувая то за воротник, то под полу, то за пазуху, когда она невольно распахивалась от суеты Афанасия.

Так всю дорогу и ерзал, пока пара служек гребли. Кондрат с парой других поместных дворян был облачен в кольчугу и был начеку. Полсотни рублей, которые они везли — крупная сумма. И желающих ее присвоить хватало. Однако главной ценностью была не она, а краска, которую, как отец Афанасий думал, Андрейка ему точно продаст. А там ценник совсем другой — триста рублей и больше. Деньжищи! Тут много кто мог поучаствовать в судьбе священника и его груза. Даже с виду и благопристойный или даже свой. Поэтому никто кроме самого Афанасия не знал точно, зачем они едут. Официально — проведать Андрейку, который помог Туле, внеся полсотни рублей на борьбу с голодом.

О чем священник отдельно упомянул в проповеди. И не раз. Чтобы ни купец, ни воевода не зазнавались и деньги не заиграли. Эти же трое поместных — просто сопровождают Афанасия по неспокойным землям. Татары ведь уши уже давно и тати вернулись. А на такую процессию они вряд ли сунутся. Трое поместных дворян в кольчугах выглядели очень неприятно и отпугивающие. Тем более, что никакого явного товара они не везли. Во всяком случае, на виду его не было.

— Чу! — поднял руку Кондрат. — Что это за шум?

Все насторожились.

И действительно — из-за перелеска доносился какой-то стук напоминающий битву. А ведь они уже достигли поместья Андрейки. Вон и пепелище старой хаты его бати покоилось.

— Неужто беда? — ахнул Афанасий.

— Ну-ка поднажми! — прикрикнул Кондрат на служек церковных. Но те и без его указаний стали сильно бодрее работать веслами. Раз-два. Раз-два.

Минута. Полторы.

И вот они вышли к удобной отмели, где ранее и приставали. Лодка уткнулась носом в берег и все три поместных дворянина выскочили на сушу. Сделали несколько шагов вперед. И замерли, медленно осознавая происходящее. Да и Афанасий, который зачем-то за ними на берег вылез, тоже «завис». Потому что на полянке, недалеко от землянки, Андрейка тренировался со своими холопами. Это, правда, они сообразили совсем не сразу. Однако с первого взгляда им показалось что в этом сражении что-то не так.

Андрейка держал в руках деревянную саблю, а его оппоненты — палки примерно в четыре аршина[3] каждая, имитирующие, очевидно копья. И атаковали отрока, норовя зайти сразу с двух сторон.

Хват «копья» у них был двуручный, самый, что ни на есть обычный. Левой рукой они держались за середину древка, а правой — за самый его конец. А вот орудовали они ими больше импровизируя, что выдавало в них скорее дилетантов, чем мастеров. Понятное дело, что они делали выпады. Но и использовали не только их. Иногда и как дубиной «копьем» махали, норовя сбить Андрейку с ног. И тут же снова переходя к вроде бы обычным приемам, но явно непривычным и плохо поставленным.

Вот Устинка сделал простой выпад, шагнув вперед и нанеся акцентированный удар с подачей рук и корпуса вперед. Но увлекся, из-за чего слишком сильно наклонился. Что не позволило ему быстро вернуться в стойку и повторить удар.

Егорка же, прикрывая товарища, махнул «копьем», вынудив Андрейку подпрыгнуть, пропуская эту палку под собой. Махнул от души, поэтому увел свое «оружие» слишком далеко. Да и развернулся изрядно.

Андрейка попытался достать его своей «саблей». Но краем глаза заметил, что Устинка вновь собирался нанести укол.

Шаг назад.

И больше по наитию, чем по разумению, сделал сбив.

И очень правильно, потому что Устинка произвел длинный выпад. Делался он также, как и обычный, только правая рука доводило копье вперед. Словно кий. Раз. И оба кулака сошлись вместе, а древко ушло дальше на метро с гаком. Поэтому, если бы не сбив, то достал бы Устинка Андрейку этим выпадом. Удар получился бы не сильный, но все одно — удар.

Парень не растерялся.

И сразу после сбива, что отвело копье вправо и вниз, попытался на него наступить и контратаковать. Однако тут подоспел Егорка, вынуждая отрока отступать в сторону, уходя с траектории выпада.

— Хорошо, — кивнул Ефрем.

— Добрым делом занимается, — согласился с ним Кондрат, а вслед за ним кивнул и третий поместный дворянин. После чего они как-то синхронно убрали сабли в ножны.