— Малый ногаи, значит. И что они тут забыли? Далеко ведь от дома.
— Не говорит.
— Что значит не говорит? — нахмурился Андрей.
Выживших оказалось немного. Всадники пытались прорваться на всем скаку, поэтому, падая с лошадей, получали травмы разной степени тяжести. Преимущественно тяжелой. Тот же командир банально сломал себе шею во время своих кувырков. Поэтому выжило всего двое. Но один поймал при этом три стрелы и был едва жив. Его ни допрашивать, ни пытаться не было никакого смысла. А вот второй… при виде Андрея он разразился проклятьями и всякого рода грязью.
— Почему он не говорит? — повторил свой вопрос воевода.
— Он вообще ничего не говорит, только браниться.
— И как вы поняли, что он под Гази ходит?
— Так оговорился, прославляя своего хозяина и то, как тот отомстит за него.
Андрей молча кивнул и, отдав поводья коня близь стоящему воину, спрыгнул. Подошел к этому воину. С минуту его разглядывал. Слушая, как тот материться. Наконец, не видя реакции на оскорбления, пленный плюнул в воеводу. Но не попал. Зато Андрей попал. Ногой. В пах. Шаг и удар. Отчего бедолага завыл и засеменил ножками.
Пинком перевернув его на живо воевода снял свой шлем и, подложив на землю занялся увлекательной «забавой». Он молча прикладывал на этот шлем пальцы связанного пленника и ударом яблока сабли дробил их. Ну или ОЧЕНЬ сильно ушибал. Тот от каждого удара визжал и дергался только сильнее. Пока, наконец, не потерял сознание на пятом пальце.
Воевода встал. Пинком развернул пленника на спину. Снял с пояса свою фляжку и осторожно, тонкой струйкой начал лить ему воду на лицо. Секунд десять лил. Пока тот нервно не вздохнув открыл глаза.
— Как твое имя? — спросил Андрей по-русски.
Стоящий рядом воин тут же перевел.
Пленник плеваться или ругаться уже не хотел. Он просто промолчал.
— Скажите ему, что если он не будет отвечать на мои вопросы, то я сломаю ему все пальцы и руки с ногами. Измучаю тело раскаленными углями. А потом отрежу член. Запихну его ему в рот. И оставлю умирать без погребения, завернув в шкуру свиньи. Чтобы он наверняка отправился в ад. Где его мучения продолжаться.
Небольшая пауза.
— Ну? Что ты медлишь? — спросил Андрей.
Тот промолчал. Слова воеводы этого напрягли. Остальные тоже потупились.
Психологически они воспринимали этого пленника не как безусловное зло, а как просто воина. Еще одного. Такого же как они сами. Даже несмотря на то, что никакой симпатии к нему не испытывали.
И это был не гуманизм. Нет. Просто некая корпоративная солидарность. Убить отягощающего пленника они могли без лишних рефлексий. Но вот так мучать. Для этого требовался повод. И Андрей, уже неплохо познакомившись с местной психологией, постарался дать ему им. Раздраженно фыркнув и указав рукой на пленника, он произнес:
— Этот мерзавец пришел на наши земли, чтобы ограбить нас. Чтобы убить наших близких. Чтобы угнать наших жен и дочерей, а потом продать их как бездушных тварей на базарном ряду. Но опаснее всего такие как для наших сыновей малых. Али вам не ведомо, что в Крыму есть гнезда порока? Те, что скупают мальчиков, дабы сделать из них игрушки, пригодные для упоения содомским грехом. И вы испытываете жалость к этому существу? Вам не стыдно? Я спрашиваю — вам не стыдно?
Тишина.
Секунд.
Другая.
Наконец один из воинов, знающий язык, сверкнув полными злобы глазами, начал переводить слова Андрея. Видимо его коснулась эта беда. В общем — поговорили. В том числе и потому, что пленный более-менее сносно говорил по-русски и все прекрасно понял…
— Газы, значит, — произнес воевода, глядя на мертвое лицо пленника. Тот смог сторговаться на быструю смерть, рассказав все, что знает. — Вот тварь.
— Тварь… — тихо и глухо произнес тот воин, который поначалу не хотел переводить. Он спросил этого ногайца о тех гнездах разврата, про которые сказывал Андрей. И тот подтвердил. А у него сына семилетнего четыре года назад угнали. Поэтому теперь он был уже совсем иначе настроен. Он-то думал его выкупить…
— Выступаем. — громко произнес Андрей. — Усиленная застава передовая и дозор идет как прежде.
— Осторожничаем? — уточнил Данила.
— Нет. Давим. У них нет за спиной армии.
— Он же сказал, что тут войско Газы бен Урака.
— Газа воюет с ногайцами Исмаила и кабардинцами Темрюка. Если он уйдет от своих кочевий, то его женщин, детей и пастухов вырежут, а скот угонят.
— Но зачем ему врать? Он поклялся именем Всевышнего.
— Так он и не врал. Он же сказал, что их предводитель, брат Газы, так им сказывал.
— А если он им не врал? — тихо спросил Кондрат.
— Не важно. Наш полк в состоянии если не победить, то сдержать людей Газы. И наш долг, если они действительно подошли, дать им отпор. А если не сможем, то максимально задержать. Отправив весточку Государю и в город, дабы люди успели схорониться.
Тишина.
— Еще вопросы?
Вопросов не было. Как и возражений.
Поэтому тульский полк выступил и попытался прижать ногайцев. Резко, дерзко и решительно.
***
— Отче! Отче! — подбегая к крыльцу, прокричал служка. — Пожар! — выпалил тот, вызвав немалую бледность у священника.
Проблемы продолжались.