Сегодня был выезд на пленэр, писали предзимник. Настроение с утра было ни к черту и никуда вылазить из дома не хотелось, тем более, тащиться с этюдником на край Москвы, препод решил, что там место живописное. Лиза скривилась - живописное, ага! Проезжали они с Кириллом там, когда ездили в Солнечногорск. Овраг, заброшенное кладбище, за деревьями торчит макушка церквушки небольшой, покосившиеся домишки уже расселенной деревушки, только строительство ещё не начали. Но судя по количеству техники, вот-вот снесут. Вот препод и решил поторопиться. Лиза бурчала про себя, толкаясь с этюдником в метро, потом в трамвае, и напоследок несколько остановок на автобусе. Потом через раскисшее осеннее поле. И все с тем же этюдником. За него она сегодня неисчислимое количество раз была изругана и в метро и в трамвае. В автобусе не ругались - пассажиров было мало.
Кирилл уже несколько раз предлагал ей купить городскую малолитражку, но Лиза никак не могла преодолеть страх перед движением по дороге, среди ревущего автомобильного стада. И поэтому пользовалась городским транспортом. А громада внедорожника мужа так и стояла во дворе, когда он отбывал в очередную командировку. Лиза вздохнула - еще одна головная боль для нее, Лизы. Она думала, что Кирилл, поступив в Академию, будет, как все студенты, каждый день быть дома. Как же! Теперь он ездил в эти проклятые командировки в два раза чаще, чем когда просто служил. И после каждого возвращения его Лиза придирчиво осматривала - не прибавилось ли новых дырок и шрамов? Кирилл смеялся, делал страдальческое лицо и таинственным шепотом сообщал, что у него есть страшная рана, вот тут, чуть пониже, ага, вот под труселями и надо проверить! Хаханьки ему, а ей, Лизе, да и маме Свете совсем не до смеха.
Но последнее время Кирилл стал и правда, серьезнее, все время осматривал пространство, перед тем как выйти из подъезда. Но на вопросы только все отмахивался, мол, ерунда!
К месту сбора группы Лиза добрела едва-едва, на ботинках было по пуду грязи, этюдник весил, как минимум тонну. Хорошо ещё, что надела старую куртку, но теплую. А то щегольское пальтишко, купленное по распродаже у известного бренда, уделала бы здесь до изумления. А потом бы расстраивалась. Да и вообще, сегодня она себя неважно чувствовала - кружилась голова и подташнивало. Видимо, всё-таки вчера съела что-то не то.
Вчера вдруг сильно захотелось ей на ужин отварной картошки и малосольной селёдки. Кирилл быстренько метнулся в магазин, принес требуемое. Урча, как голодная помойная кошка, Лиза ела эту селёдку, даже головой потряхивала, как кошка. Кстати, ее собственная кошка Тася смотрела на Лизу любопытно - задумчиво. Почти так же смотрел и Кирилл. Видимо, всё-таки селёдка была слишком малосольной, вот и отравилась Лиза. Посидев на поваленном дереве, она отдохнула немного и приступила к рисованию. Она выбрала лес и церквушку, смутно проглядывавшую сквозь облетевшие деревья, лишь позолоченная макушка торчала над лесом, ярко блестя под лучами скудного ноябрьского солнца.
Она писала, а мысли сами перескакивал с одного на другое, никак не могли определиться на чем-то одном. То некстати вспомнилась сестрица единокровная, Кэтрин. Одно время она почему-то боялась, что стоит Кириллу уехать, как Кэтрин вновь появится. И только уверения мужа, что он специально узнавал, что Кэтрин давно улетела в Бельгию, к матери, немного успокоили ее. По аналогии она вспомнила и тетю Софу. Несмотря на свой фельдфебельский жаргон и непроходимый цинизм, тетя Софа оказалась очень добросердечной и отзывчивой. Она во многом помогла с поступлением Лизы в Академию художеств и теперь была поклонницей Лизиного творчества. Лиза уже решила, что эту картину с церквушкой она обязательно, после оценки ее в деканате, подарит тете Софе.
А ещё тетя Софа не могла нахвалиться своей кошкой Маркизой, так тетя назвала котенка, подаренного ей Тасей. Говорит, что характером кошка была напрочь благородная, и умная - просто страсть! Только что не говорила. Тетя Софа по вечерам частенько вела с Маркизой беседы, проверяя на ней свои адвокатские речи. Если кошке нравилось, она одобрительно кивала головой, если было что-то не то, качала отрицательно головой. Ещё одного котенка забрали родители Кирилла, одного подарили сослуживцу, а последнего котенка, ещё одну белую кошечку, Тася не позволила отдавать никому, если кто-то приходил к ним, то Тася прятала котенка. Теперь это была красивая молодая белоснежная кошка с голубыми глазами по кличке Муся, отличавшаяся редкой воспитанностью и умом. Но не говорила, как Тася.