Поместье любовных грез

– Вы составили довольно точное представление о моей натуре, но не найдете в Таррингтоне никого, за исключением разве что Оуэна Мередита или Брина, кто согласится с вами, так что ради вашей собственной пользы вам лучше держать свое мнение при себе. Хотя я благодарен вам за него, – сказал Джейсон и посмотрел ей прямо в глаза.

– Доктор Мередит говорит, что только человек пришлый способен разглядеть предвзятость, с которой к вам относятся в этих краях, – задумчиво произнесла Памела. – И что в этих предрассудках таится опасность и для вас, и для сэра Стивена. Я помогу вам, если сумею, хотя пока еще не знаю как.

– В первую очередь обращайте внимание на все подозрительные события в доме леди Таррингтон, а Брин будет вести наблюдение снаружи. Хотелось бы знать, каким образом отравленные леденцы оказались среди подарков и кем на самом деле был тот, кого приняли за Махду.

Памела прислонилась к дереву, под которым они стояли, и посмотрела на него, чуть нахмурившись.

– Приняли за Махду? – переспросила она.

– Три человека утверждают, будто видели его в то утро, хотя никто из них, как мне удалось выяснить, не разглядел его лица. Им этого и не требовалось! Одежды и тюрбана оказалось достаточно, чтобы убедить всех, что это был именно Махду, а стало быть, он и я причастны к покушению.

– Я понятия не имею, кто бы это мог быть, – с сомнением в голосе сказала Памела. – Впрочем, мне на ум приходила мысль: что, если кто-то из слуг, подкупленный или обманутый, подложил коробку с леденцами к другим подаркам и сейчас слишком напуган, чтобы в этом сознаться. Ума не приложу, почему судья не расспросил слуг более тщательно.

– Дорогая мисс Фрэйн, неужели, по-вашему, леди Таррингтон согласится с предположением, что кто-то из ее слуг вступил со мной в сговор? Наверняка вы не хуже меня знаете, что, по ее представлениям, никто, кроме меня, не способен на такое злодейство.

– По ее представлениям – вероятно, но вы хотите сказать, что и сэр Чарлз Редфол относится к вам предвзято?

– Сэр Чарлз Редфол готов поверить в мою виновность по весьма веской причине – ему не приходит в голову никто другой, у кого имеется хоть какой-то повод убить Стивена. И потом, мисс Фрэйн, в десять лет человек вряд ли способен нажить смертельных врагов. Единственный, кто может извлечь выгоду из смерти Стивена, – его сестра, которая в таком случае унаследовала бы состояние, но, хотя Мелисса Таррингтон, с какой стороны ни посмотри, – хитрая, злобная маленькая дрянь, думаю, можно снять с нее подозрение в том, что она хочет смерти своего брата.

– А вы, мистер Хоксуорт? Какие у вас могут быть причины желать смерти маленького мальчика, который не причинил вам никакого вреда и, более того, чуть ли не восторгается вами?

Джейсон посмотрел на нее с насмешливым прищуром.

– Месть, мисс Фрэйн! – произнес он после паузы. – Юный Стивен, вероятно, единственное существо, к которому леди Таррингтон по-настоящему привязана, а какой более действенный способ причинить ей боль я могу найти, чем погубив его?

– Прошу вас, не говорите глупости! – сердито сказала она. – Я понимаю, что вы с леди Таррингтон относитесь к друг другу с крайней неприязнью, но это абсурдно – допускать…

– «С крайней неприязнью», – нетерпеливо повторил он. – Вы сейчас не на уроке, так что не трудитесь прибегать к вежливым эвфемизмам. Эта старая карга ненавидит меня так же люто, как я ее, и, видит Бог, у нас обоих есть достаточные на то причины – спасибо сэру Хамфри Таррингтону!

Памела посмотрела на него в замешательстве:

– Вы имеете в виду покойного мужа ее светлости?

– Именно так! – Джейсон сделал короткую паузу, а потом, устремив на нее тяжелый взгляд, настолько приковывающий к себе, что она не нашла сил отвести глаза, вдруг резко добавил: – Он мой отец!

Памела задержала дыхание. Господи, как же она не догадалась! Его глаза, этого необычного золотисто-коричневого оттенка, как у Стивена, похожие на глаза на фамильных портретах Таррингтонов, подсказывали ей, что здесь есть какое-то родство, но почему-то ей никогда не приходила в голову мысль о внебрачной связи.

– Почему вы мне это рассказываете? – спросила она в конце концов приглушенным голосом.

– Да потому что вряд ли это сделает кто-либо другой! Считается, что эту тему не пристало обсуждать с благовоспитанной молодой особой, тем более незамужней! Но я не придаю никакого значения условностям и, если вы станете мне помогать, не допущу, чтобы вы делали это, не зная всех обстоятельств дела. И если, узнав их, вы захотите отказаться от своего согласия, я не стану держать на вас зла.

– Однако вы бы стали презирать меня за это, – заметила она. – Поскольку это доказало бы, что и я не лишена предрассудков. Так что вряд ли я отступлюсь от своего слова.