– Заодно с привидением пообщаюсь. Гостинчик оставлю. Вряд ли его без меня кто-то подкармливает.
Иногда Павел не понимал, шутит его дочь или говорит серьезно.
– Какое привидение, Елка? – спросил он.
– Ну как какое? Обычное. Ты что, не в курсе, что в графском доме привидение живет? Инесса Леонардовна тоже не верит, а я точно знаю.
– Ты что, его видела? – кажется, Марианна тоже обеспокоилась психическим здоровьем дочери.
Та засмеялась.
– Нет, конечно, оно никому не показывается. Я его только слышала. Каждый раз, когда я ночую в имении, оно стучит морзянкой то в потолок, то в оконную раму.
– И что именно говорит?
– Ма-ам, я же, в отличие от тебя, не знаю азбуки Морзе, поэтому перевести не могу, – дочь взяла с подоконника яблоко, впилась зубами с характерным хрустом, да так, что сок брызнул.
Яблоки в этом году были крепкими, гладкими, сладкими и сочными. Год оказался урожайным, и несколько дней назад Инесса Леонардовна прислала с нарочным целую корзину.
– Поэтому оно мне постукивает, а я с ним разговариваю, – продолжала Еленка деловито. – И всегда оставляю плошку с молоком и печенье какое-нибудь.
– И что? – неожиданно заинтересовался Павел.
– Ну, потом плошка оказывается пустой, а печенье исчезает. То есть привидение принимает мои дары с благодарностью. Такая вот у нас дружба.
– Все, что ты говоришь, более чем странно, – сообщила Марианна. – Лена, ты уже достаточно взрослая, чтобы не жить в мире фантазий. Зачем ты придумала всю эту чушь?
– Я ничего не придумала-а-а, – дочь прокрутилась на одной ножке вокруг своей оси и выбросила огрызок яблока в мусорное ведро. – В особняке живет привидение, я с ним дружу и надеюсь, когда-нибудь оно мне явится. Все, горячо любимые предки, я побежала. Во сколько завтра выезжаем?
– В четыре.
– Отлично! Буду как штык.
Снова дуновение ветерка от пролетающего мимо эльфа, и Елка скрылась в своей комнате, оставив Павла и Марианну вдвоем.
– И что это было? – спросила жена чуть встревоженно. – За ней даже в детстве не наблюдалось тяги к таким россказням.
– Не знаю, но вреда от этого никакого, – сказал Павел.
Собственные проблемы, ненадолго вытесненные из сознания разговором о призраках, навалились с новой силой, на мгновение снова сбив дыхание. Привычно и надсадно заболело за грудиной, и он испугался, что умрет от инфаркта, не успев решить поставленную задачу и оставив своих девочек в трудной ситуации. Нет, так нельзя. Нужно взять себя в руки и бороться до конца. Если поговорить с Инессой, она не откажет. Наверное.
Шаркая ногами, как будто ему было не сорок четыре, а все восемьдесят, Павел вышел из кухни и побрел в сторону спальни. Ему казалось, что голова у него сейчас взорвется и после этого уже ничего нельзя будет изменить. Как и после смерти.
Ближайшие выходные отправлялись в конкретное место – псу под хвост. Вообще-то Глеб Ермолаев собирался провести их в уединении – в маленьком деревянном домике на берегу лесного озера, затерянного в такой глуши, что несведущий человек ни за что не найдет.
Он увидел это место совершенно случайно. Пару лет назад, уже глубокой осенью, когда Ермолаев возвращался с охоты, перевернулась лодка, и ему пришлось плыть до берега, гребя, как Чапаев, одной рукой, потому что второй он держал над головой ружье. Бросить его, даже для спасения собственной жизни, было никак нельзя, потому что ружье являлось раритетным образцом, изготовленным фирмой Chapuis Savana Rigby. Когда-то такие ружья выпускались специально для африканских сафари и использовались для охоты на опасных зверей и крупную дичь.
Стоило оно приличных денег, настолько приличных, что сам бизнесмен Ермолаев никогда бы себе не позволил потратить такую сумму ради забавы, коей, по сути, считал охоту. Но на ружье скинулись коллеги и деловые партнеры, преподнесли подарок стоимостью в двадцать пять тысяч долларов, и с тех пор Глеб охотился именно с ним, относясь к ружью как к своеобразному талисману. Охота с этой крупнокалиберной винтовкой с четырехместным карабином всегда была удачной, по крайней мере, с пустыми руками Ермолаев не возвращался ни разу.
Тот, когда перевернулась лодка, был первым. Точнее, добыча у него была и тогда, вот только пошла ко дну. Спас Глеб лишь себя и ружье, выбравшись из озера в незнакомом месте и разведя костер на берегу. Идти дальше мокрым насквозь при температуре воздуха в плюс три градуса было сущим самоубийством, а Глеб любил жизнь и заканчивать ее, да еще таким глупым способом, не собирался.
Жизнелюбия и жизнестойкости в нем было много с детства. Не очень простого, но совершенно точно счастливого благодаря бабе Дусе, приходившейся маленькому Глебу прабабушкой. У нее был маленький деревянный домик, стоящий почти на лесной опушке, с кухонькой, в которой с трудом расходились два человека, и небольшой комнатой, значительную часть которой занимала русская печь.