Поместье «Снигири»

— Ничего страшного. Итак, вот что мне удалось найти, — повторил он, осторожно разворачивая перед ней пожелтевшие листы чертежей. — Это план главного дома интересующей вас усадьбы после реставрации 1919 года. Это книга о подмосковных усадьбах, написанная Алексеем Николаевичем Гречем-Залеманом, и Снигирям здесь посвящена отдельная статья. Она была издана пятью годами ранее, так что вы можете видеть, что изменилось в процессе ремонта. Ну, и наконец, возможно вас заинтересует… — Хранитель положил перед ней ещё одну, совсем тоненькую книжечку, даже скорее брошюрку. — Это, конечно, не научная литература, но я подозреваю, что она может иметь отношение к вашему расследованию.

Лена хотела было поправить, что они занимаются вовсе не расследованиями, но прочла название брошюры и остолбенела. На сероватой бумажной обложке странным изломанным шрифтом было напечатано: «Тайны и легенды подмосковных усадеб».

— Это же… развесистая клюква! — выпалила она.

— Даже с самой развесистой клюквы можно снять урожай, — сверкнули жёлтым глаза Хранителя.

* * *

Кухонный стол украшали пять плоских картонных коробок. «Пицца? — подумала Елена, рассеянно оглядывая шкафы в поисках своей любимой чашки. — Интересно, кто заказывал? Если Вренн, то есть смогут только огнедышащие, столько там будет острой колбасы, а если Гай, то надо ожидать странного»…

Увидев, наконец, в глубине сушилки белый бочок в крупных розах, она вытащила чашку, потом подошла поближе и прочитала: «Пицца от Сильвано», красные буквы на бело-зелёной крышке.

— А, уже привезли? — вошёл Андрей, потирая руки. — Там подморозило изрядно. И снег начинается, так что надо завтра пораньше выехать.

— Пиццу ты заказывал?

— Я. Кое с кем встречался сегодня, там попробовал, мне понравилось. Надо только Алекса позвать, он был в городской страже.

— Зови. А я пока чайник поставлю.

Верещагин появился минут через пятнадцать, когда все сотрудники Бюро расставаний сидели вокруг стола и подозрительно следили за Андреем, снимавшим стазис с первой коробки…

— Итак, — спросил Алекс, когда всё было съедено и выпито. — Кто начнёт?

— Давайте, я! — тут же вызвался Гай. — Значит, клуб «Грифон». Находится он в Настасьинском переулке, и ходят туда в основном купцы из Охотного ряда и владельцы магазинов на близлежащих бульварах. Ресторан там так себе, лацийскую кухню провозглашают… — Тут пикси выразително покосился на сложенные стопкой пустые коробки от пиццы. — Самая большая ценность этого клуба — игорные залы. Они открыты до шести утра и потом с полудня, любые игры, какие только пожелают гости.

— Что, и чатурандж? — недоверчиво спросил Вренн.

— Тут чемпион мира по этим вашим клеткам в Москву приезжал матч играть, его в «Грифон» и затащили. Проигрался, говорят, до нитки, члены клуба ему на обратный билет скидывались.

— Га-ай, — протянул Верещагин. — Ты забыл кое-что упомянуть. Приезжал, действительно, чемпион по чатуранджу. А проиграл — в покер.

— Да ну тебя, — надулся пикси. — Всю интригу испортил.

— Ты будешь по делу рассказывать? Или я тебя вообще отстраню, — сердито сказал Андрей.

Увы, Галлитрап Бидли был ценным кадром, но иногда — довольно часто! — его приходилось брать за шиворот и встряхивать, чтобы не терял берега.

— Ладно… Так вот, Савва Ильич Котов в «Грифоне» известен как человек увлекающийся. То дворец для ромалки построит, то трюфели в Подмосковье решит выращивать, то на ипподром зачастит. С другой стороны, ромалка та поёт в принадлежащем ему театре, и туда народ ломится в будни и праздники. Трюфели его покупают и золотом по весу платят, а на ипподроме он лошадей из своей конюшни выставляет.

— И как, успешно?

— Говорят, да. Лошадки резвые, жокеи умелые, тренер из Бритвальда выписан.

— То есть, даже если господин Котов проигрывает, он этот проигрыш себе на пользу умеет обратить? — спросила Елена.

— Ага. Но не в тот раз, — Гай осмотрел вытащенный из кармана кусочек шоколада и сунул его в рот.

— А что было в тот раз?

— Значит, так. Шестнадцатого июня, в пятницу, Савва Ильич собирался ехать, чтобы осмотреть то самое имение, что собирался купить. «Снигири». И с ним вместе должны были отправиться два его работника: миколог, то есть, специалист по грибам, и лошадиный тренер. Первый планировал оценить имеющуюся поблизости дубовую рощу на предмет высадки трюфеля, а второго интересовали принадлежащие к землям Снигирёвых луга. Савва Ильич приехал раньше и решил скоротать время за зелёным сукном. Играли, действительно, в дурака…

— И что же?

— Оба работника пытались отвлечь хозяина от карт, по крайней мере, трижды. На третий раз Котов рассвирипел так, что миколога послал совершенно неудобосказуемым маршрутом, а бритвальдцу свернул челюсть. Опомнился он уже к ночи, тут-то и обнаружил, что проиграл более трехсот тысяч дукатов.

Верещагин присвистнул. А гном поинтересовался:

— Неужели с собой покончил?

— Нет. Но дела передал сыну, сам же отправился в Валаам, моля Единого вразумить его.

— И как, вразумил?

— Ну… Судя по тому, что делами и по сей день занимается сын, пока нет.

— Очень красочно, — оценил рассказ Беланович. — И откуда сведения?