Поместный собор Русской Православной Церкви в Троице-Сергиевой Лавре и Избрание Патриарха Пимена

-" Если это так будет, Вы сможете подать Ваши возражения письменно митрополиту Никодиму, он их примет. Но только делайте это сами, я уже достаточно наговорил на Соборе",- ответил я ему.

- " Хорошо, мы это сделаем. Нас ведь целая группа несогласных. Напишем и покажем Вам текст для одобрения".

Я дал свое согласие, и Драшусов, видимо успокоился. Когда я выходил из помещения Трапезного храма, из толпы соборных членов ко мне подошел мирянин лет сорока, как потом выяснилось - член Собора от Крымской епархии.

-" Ну, Владыко, Вы молодец!" - сказал он, обращаясь ко мне.

- " Почему?" - удивился я. - Я сказал правду. Нужно говорить правду".

- " Но Вы один ее говорите. Все боятся. Молчат", - ответил мне мирянин.

Когда я уже готов был спускаться по ступенькам по выходе из храма, ко мне подлетел священник средних лет, тоже член Собора. Волнуясь, взял у меня благословение и сказал: -" Благодарю Вас за ревность. Она у Вас, как у Иоанна Златоуста".

Уже направляясь ужинать, в академическом саду, я встретился с преподавателем Академии, игуменом Марком (Лозинским).

-" Владыко! Очень мы Вас благодарим за Ваши выступления. За все, что Вы делаете для Русской Церкви, - сказал он мне растроганно. - Но мы за Вас беспокоимся. Как бы с Вами чего- нибудь не случилось".

Я поблагодарил его и постарался успокоить: -" Они мне ничего не смогут сделать. Я приехал из-за границы". Нечего и говорить, что я был тронут и обрадован всеми этими выражениями сочувствия и поддержки. Мне было важно сознавать и чувствовать, что я не одинок, что меня понимают и поддерживают, хотя и не открыто. И характерно, что как раз мое выступление против "идеологии и политики" было понято и одобрено.

Поужинав, мы поспешили, как и другие члены Собора, отбыть на машинах в Москву. Мне передали от митрополита Никодима, что он просит меня вечером остаться в номере гостиницы, так как он мне позвонит.

Нам предстояло с ним еще встретиться с двумя константинопольскими митрополитами, закончить с ними разговор о завтрашнем сослужении при интронизации. Митрополит Никодим хотел, чтобы я участвовал в этом разговоре, в основном, в качестве переводчика. Он должен был меня известить, где и когда состоится встреча.

3 июня

На следующий день, в четверг 21 мая/ 3 июня, был день празднования иконы Владимирской Божией Матери. К восьми часам утра члены Собора стали прибывать на машинах в Елоховский Богоявленский Патриарший Собор. В храм пускали народ только по билетам, выданным Патриархией. Народ толпился около Собора, люди входили или скорее пытались пробиться в храм, даже не имея билетов. Милиция действовала решительно, оттесняла народ, который также настойчиво пытался пробиться сквозь кордоны. Иногда те у кого не было билетов, пытались подстроиться к приглашенным, некоторым удавалось проскочить.

Члены Собора были помещены в передней части храма в левой стороне против алтаря. В правой части находились почетные гости. Прибывший некоторое время спустя Кардинал Виллебранс занял было самое почетное место в первом ряду кресел, но когда позднее прибыл армянский Патриарх Вазген, Кардинала попросили уступить ему свое место и пересесть на одно место правее. Мы же, члены Собора, находились в левой части храма, огражденные перилами от центра собора. Надо сказать, что вся эта иерархическая расстановка, всегда была важна, а тут она соблюдалась с еще большей скрупулезностью. Для архиереев был расставлен ряд стульев, священники и миряне по большей части стояли. Для зарубежных батюшек и мирян старались найти места сидения. Пока мы усаживались, ко мне опять подошел один священник, член Собора от Винницкой епархии и стал выражать свое сочувствие и благодарность за мое выступление на Соборе.

Храм быстро наполнялся народом, несколько отличным от обычного в русских церквах. Было больше молодых и интеллигентных людей, чем обычно. Особенно на хорах, которые были заполнены сплошь. Видимо такого рода люди легче могли достать билеты, чем простые и немолодые.

В начале десятого начали пребывать главы автокефальных Церквей. Опускаю здесь, все подробности встречи гостей. Последним должен был быть встреченным Патриарх Александрийский Николай, как старший по диптиху, но на самом деле он был предпоследним, а последним встречали архиепископа Кипрского Макария, значительно младше по положению своей Церкви. Но с ним как-то особенно носились, очевидно, потому, что он был главою государства и гостем Советского Правительства. Это раздражало меня и огорчало, тем, что одно появление архиепископа Макария в храме произвело сенсацию среди собравшегося народа. Произошло движение, нестройный гул голосов, все заколебалось, чего не было, когда встречали других первоиерархов, более того... даже Патриарха Пимена. При встречи их верующие кланялись, крестились, но не шумели, а выражали скорее благоговейные чувства. Самым последним, и с наибольшим почетом и торжеством, прибыл Патриарх Пимен.