Поместный собор Русской Православной Церкви в Троице-Сергиевой Лавре и Избрание Патриарха Пимена

Против такого рассуждения владыки Антония было трудно спорить, но в Москве мои знакомые отзывались о Владыке Антонии (Минском), как о человеке слабом, неустойчивом, дрожащим перед уполномоченными и в частности о. Всеволод Шпиллер добавлял: -" При всех его больших душевных качествах, культуре и как бы "несоветскости", у него есть один недостаток - он отчаянный карьерист!" Отец Всеволод говорил это с большой горечью, так как сам был долгие годы в дружбе с владыкой Антонием и всячески его восхвалял, говорил о нем как об украшении Русской Церкви.

Позднее я сам, стал замечать у владыки Антония, несмотря на всю открытость его к Западу и культурность, меньшее понимание и даже сочувствие к Западному Православию, как ни странно, даже меньшее чем у митр. Никодима и у еп. Ювеналия. Так для него наши парижские богословы, вроде Николая Лосского или Успенского, были только "фанатики-эрудиты", как он рассказывал о своей заграничной поездке в одном частном доме в Москве. Это его выражение, меня помню, покоробило. И по отношению к нашей Православной Бельгийской Миссии архиепископ Антоний проявил большое непонимание и явное не сочувствие (это я понял позднее), но винить его в этом нельзя, он был все же "несвободным" человеком. Но тогда, после его посещения Брюсселя, я склонен был считать его лучшим кандидатом в Патриархи, как личность значительнее, чем Никодим и даже Пимен. Он был человеком "несвободным", но своим. С ним можно было легко говорить, привлекала его душевная мягкость и большая культура. Хочу добавить к его характеристике, что он был монархистом по чувствам, благоговейно относящийся к памяти Императора Николая II ("Государя", как он выражался). В личности владыки Антония чувствовалась большая раздвоенность и если не сказать даже "приспособленчество". Он примирился с фактом существования советского строя, не помышлял о какой либо борьбе с ним и склонного ради блага Церкви идти на многое, но не на все (в отличие от других!) чтобы наладить с властями сносные отношения.

Следующий архиерей из СССР, с которым мне пришлось встретиться в тот период, был митрополит Филарет Киевский и Галицкий. В марте 1971 года он был проездом через Брюссель. У него не было транзитной визы для Бельгии и поэтому его около трех часов не выпускали из аэропорта в город. Я воспользовался этим временем для продолжительной беседы с ним о церковных делах. Мы устроились с ним вдвоем на диване, вдали от других, в помещении таможни аэропорта. Митрополит Филарет сообщил мне не радостную новость: выборы будут проходить открытым голосованием и вероятно будет один кандидат, митрополит Пимен. Он сказал, что это решение Предсоборной Комиссии. Это известие вызвало во мне бурю эмоций, конечно, я стал энергично восставать и говорить митрополиту Филарету, что такие выборы будут оспариваться всеми свободомыслящими людьми, для всего общественного мнения на Западе такое "открытое" голосование неприемлемо, уж не говоря о том, что оно будет всячески комментироваться недоброжелателями Русской Церкви. Ведь этот вопрос настолько личный и настолько важный, что для свободных выборов необходимо тайное голосование! Надо сказать, что для митрополита Филарета вся моя аргументация была видимо мало доступна.

Он был не глупый человек, с ясным, но ограниченным умом и узким кругозором, без подлинной культуры, типичный продукт советского строя. Как ни странно эти качества не мешали ему ладить и даже быть любимым, и популярным в нашем патриаршем приходе в Вене, с его аристократическим старо-эмигрантским составом прихожан. Он пробыл там три года в качестве нашего епископа.

На мои доводы по поводу "открытого голосования", он сказал:

"-Что они тут понимают... на Западе? Кому нужно их мнение, они все равно всегда против нас!"

-" Может быть, но тем более не надо давать им повода нападать на Русскую Церковь. Не нужно выставлять себя рабами системы всей страны", возражал я.

Но я понял, что тонкости выборной процедуры, с тайным голосованием и несколькими кандидатами, были ему, привыкшему к советской системе выборов, просто чужды. Далее наш разговор перешел к вопросу о синодальных постановлениях 1961 года, в силу которых, как известно вся власть в приходах фактически передается двадцатке и ее административному органу. Причем настоятель и духовенство не рассматриваются, как члены прихода и не могут состоять ни в этой "двадцатке", ни в административном органе, который может их назначить и уволить по своему усмотрению. Для назначения же требуется, все-таки "благословение", (то есть последующее одобрение архиерея), чего для увольнения не нужно! Вся финансово-экономическая и хозяйственная сторона приходской жизни всецело остается в ведении административного органа и двадцатки (без права настоятеля или епископа вмешиваться в нее).